Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути | страница 55
С другой стороны, Н. В. Устрялов, соглашаясь с Ю. В. Ключниковым и С. С. Лукьяновым, что «нэп» у коммунистов только тактическая мера для достижения прежних целей, утверждал, что повернуть «назад к коммунизму» им не удастся, так как «пролетарская власть, сознав, наконец, бессилие насильственного коммунизма, идет на уступки, вступает в компромисс с жизнью, принимает меры для хозяйственного возрождения страны, не считаясь с тем, что они «буржуазной» природы»[157]. В этих мерах заинтересованы самые широкие слои населения, которые не допустят возврата «военного коммунизма». Следовательно, по Н. В. Устрялову, плоды «нэпа» будут обладать силой непреодолимой даже для самих авторов и неизбежно приведут к эволюции большевиков.
С точки зрения сменовеховцев, «нэп» – это результат экономической политики «военного коммунизма», из-за которой страна пришла в состояние крайнего обеднения, ее производственный, обменный и распределительный аппараты расстроены, наблюдается тяжелый кризис недопроизводства. В условиях, когда страна нуждается в безграничном количестве различных потребительских ценностей, задача «новой экономической политики» состояла в том, чтобы максимально использовать производительные силы в ликвидации экономического кризиса. В связи с этим сменовеховцы неразрывно связывали процесс преобразований в экономической области с постепенным ограничением «сферы государственного коллективизма за счет расширения сферы частной инициативы»[158]. Приветствуя меры большевиков, направленные на частную денационализацию промышленности и легализацию частной торговли, С. С. Лукьянов, в частности, делал вывод о том, что в будущем в России «должна будет сохраниться собственность частная, снова «неприкосновенная» в силу своего государственно-полезного характера»