Открытая педагогика | страница 8
Консультации в институте продолжаются, по одновременно с основным потоком мы просматриваем и разные любительские студии, литературные и гуманитарные классы и т. п. Как только мы слышим, что где-то есть группы ребят, нацеленных на театральный институт, мы сразу туда бросаемся — боимся упустить что-то ценное, способного человека. Однако на самих консультациях (так как очень много поступающих) мы в то же время себя несколько ограничиваем.
Вот идет очередная десятка, и уже сам себе ставишь преграды. Настраиваешь, например, себя: «Ой, слишком это много — пять человек из десяти пропускать». А когда только два или три человека проходит из десятки, то даже как-то внутренне радуешься. Даже (парадокс!) радуешься, когда идет явно неподходящий человек с плохими данными, слишком маленький, например, или с неприятным лицом… Почему? Потому что боишься «замусорить» первый тур. На первом туре желательно, чтобы было уже сравнительно немного народу, чтобы каждого можно было рассмотреть подробнее. Вот и начинаешь на консультации немножко механически, торопливо отсеивать. Конечно, помнишь, что у Станиславского написано: «…долой спешку, заставляющую в несколько часов пропускать десятки людей». Но что делать, если у тебя счет идет на сотни. А иногда отсеешь какую-нибудь девицу, а она все равно не выходит из головы. И вот ходишь несколько дней и жалеешь о какой-нибудь Ивановой: «Что же я наделал! А вдруг? А вдруг она не Иванова, а Комиссаржевская?!» И готов за ней чуть ли не гонцов посылать, чуть ли не телеграммы ей слать: где эта Иванова, есть ли в картотеке ее адрес? И снова своих коллег-педагогов предупреждаешь: при малейшем сомнении решайте вопрос в положительную сторону, пропускайте абитуриента на первый тур.
Первый тур по сравнению с консультацией — это совсем другое дело. Перед нами уже обозримое количество людей, триста человек. И мы видим их уже не в первый раз. К тому же первый тур — акция не только нервная, но и немного торжественная.
Первый тур проводится уже в сравнительно приличном помещении, в большой аудитории, а не в комнатенках, как консультации. Включаем дополнительный свет, на столе появляются цветы, вокруг собирается много любопытных… И, самое главное, мастер теперь не один, а в окружении других специалистов. Это еще не вся приемная комиссия, как будет впоследствии, но все-таки, имея рядом советчика, прием, конечно, вести легче. С другой стороны, начинается новая степень сложности. Уже нет отрицательных случаев, по явным показаниям уже не отсеешь, как на консультации, — по лицу, рукам, ногам, по голосу, по явной глупости абитуриента. Тут более тонкие ситуации. Исследуешь не спеша, советуешься с педагогами. Но и сами эти советы тоже по-своему не просты. Возникает борьба мнений, их соотнесение, начинаются уже «влияния» на мастера: слева говорят одно, справа — другое. Но, в конце концов, конечно, ему решать, кого пропустить дальше. Еще нюанс. Появляются молодые люди, за которых хлопочут. Это актерские дети, либо приближенные к актерским семьям девушки и юноши. Возникают дополнительные проблемы. Конечно, мы не возьмем кого-то только потому, что он сын такого-то, но, тем не менее, этих мальчиков и девочек изучаешь особенно тщательно, — что ни говори, в генах у них должно что-то быть, и тут «да» и «нет» должны быть особенно обоснованы.