— Хорошо бы устроить на улице большую дырку, налить в нее чернил. Кому нужно написать, тот сразу побежал бы на улицу и обмакнул перо.
Потом помню интересный проект о всеобщем образовании у животных:
— Послать укротителей (выговаривалось почему-то «прекратителей») прямо в леса. Они бы там и научили зверей всяким штукам.
Обо всем, обо всем приходилось самому подумать — этому маленькому человеку в клетчатой юбке.
Одеть лошадей в штаны.
Пересаживать деревья с места на место, чтобы им не было скучно.
Выстроить отдельный домик для всех мышей.
Чтобы мореплаватели собирали ветер, когда его много, в бутылки, а потом, когда нужно, дули бы им в паруса…
И вот друга моего отдали в школу.
Через три недели он пришел вытянувшийся, побледневший и очень ученый. В особой, разграфленной тетрадке он умел писать чудесные ровные палочки — прямые и косые.
Из прочих наук он умел петь какую-то очень шепелявую песню. Можно было разобрать:
Petit arlequin
Dans sa robe de satin…
[22]— Может быть, что-нибудь почитаете вслух? — робко предложила я. Друг взглянул строго:
— Я еще не все буквы знаю. Надо подождать!
— О!
— Я умею считать до пяти. Как быть?
— «Кто живет под потолком»?
Вместо ясного ответа: «гном» набитый шоколадиной рот презрительно пробормотал:
— V'ades betises![23]
— О! О! О!
Что же теперь будет дальше… Я уже не смела и вспомнить о пересадке деревьев и «прекратителях». Пожалуй, и это окажется пустяками.
Да. Холодная, суровая наука стала между нами.
— У вас палочки выходят уж очень толстые, — решаюсь заметить я, исключительно для того, чтобы показать, что и я не чужда области знания.
Взгляд снисходительного презрения.
— Вы этого не знаете. Это знает мадмазель Роше.
Кончено. Вырыт ров между нами. Там наука, свет знания, прочная основа — жизнь. А на этом берегу я, с Андерсеном, мышами, волками, принцессами и чудесами. Темная и жалкая.
Конечно, мне правильно переданы слова, сказанные на вокзале, слова о вечной дружбе. Но дружба — это равенство, а здесь я чувствую столько презрительной жалости…
Ну, хорошо, даже если дружба, то ведь не в этом дело. Не так уж я самолюбива. Нет, здесь другое…
— Маленький друг мой! Как спокойно уходите вы все с разграфленной тетрадкой под мышкой и даже не оглянетесь на того обиженного, брошенного, которого только что обманули мечтой о крылатом лебедином счастье.
Маленький друг мой — живи!
