Том 4. Книга Июнь. О нежности | страница 58



Ответишь:

— Благодарю вас.

Но ведь первые любезности журчат так одинаково, что никому и в голову не придет в них вслушиваться.

А тут вдруг сразу такое деловое предложение. И видно, что человек опытный, — одного беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить во мне самый подходящий материал для производства лебедей.

— Как же вы это сделаете? — спросила я с интересом.

— Очень просто, — ответил мой будущий друг, влезая всем животом, локтями и коленями на кресло. — Очень просто: я пришью вам гусиное лицо, куриную шею, а в руки натыкаю перьев из подушки.

Гениальная простота изобретения поразила меня.

Я пригласила гостью сесть.

Гостья села, сейчас же открыла своего Андерсена и стала читать вслух. Читала плавно, иногда чуть-чуть улыбаясь, иногда щуря глаза, вглядывалась в строки. И странное дело — случайно подняв голову и заметя на столе варенье, с интересом на него уставилась, а голос продолжал так же плавно читать. Тут-то и выяснилась удивительная штука: будущий друг мой оказался особой абсолютно безграмотной, но обладающей феноменальной памятью, и читал сказки наизусть.

Познакомившись поближе, мой друг усаживался иногда на диван, закидывал ногу на ногу и принимался читать мне вслух газету. В газете, конечно, много места уделялось политике.

— Большевики ассигновали декларацию, — старательно выговаривал мой друг и бросал на меня быстрый взгляд исподлобья: оценила ли я красоту стиля.

— Последнее известие: в Берлине разрезалось яблоко с червяком. И все куры упали в обморок.

Иногда за чтением непосредственно следовала декламация. Декламировались с чувством и жестами стихи Саши Черного:

— Кто живет под потолком?
— Гном!!

Когда мать моего друга уходила по делам, мой друг спрашивал:

— Идешь зарабатывать сантимы? Заработай только один сантим. Нам его на сегодня хватит. И возвращайся поскорее домой.

Потом начиналась дружеская беседа. Самая неприятная часть этой беседы была часть вопросительная.

— Отчего деревья зеленые?

— Отчего рот один, а уха два? Надо два рта. Один ест, а другой в то же время разговаривает.

— Как лошади сморкаются?

— Отчего у собаков нет денег?

— Куда девается огонь, когда дунуть на спичку?

— Кто такое икс?

— Икс, — отвечаю, — это вообще неизвестное.

— Его никто не знает? Никто в целом мире… А, может быть, все-таки кто-нибудь?

— Нет, никто.

С последней надеждой:

— Может быть, Милюков знает?

Уныло:

— Никто в целом свете его не знает…

Вздох:

— Вот, должно быть, скучно-то ему!

Самая интересная часть его беседы фантастически научная. Иногда в проектах о реформах я замечала у моего друга даже некоторое влияние ленинизма и коммунизма.