Погладил его по голове, когда кончил выслушивать. Это был машинальный жест взрослого человека. Но Дениска вдруг переменился. Он словно проснулся - посмотрел на меня с удивлением, благодарностью и с жадностью. Ему нужна была простая человеческая ласка. Ему не хватало обычной ласки. Мой рефлекторный жест был для него откровением, благодатью.
Меня это поразило. Более того - потрясло. Я положил руку ему на голову и - теперь уже осознанно - погладил его.
- Эх ты, воробей! - сказал ему тихо.
И Дениска вдруг подался вперед и прильнул ко мне, уткнулся лицом в мой халат.
Остальные говоруны-первоклашки вдруг затихли, как по команде, и серьезно смотрели на нас с Дениской.
Я растерянно гладил мальчика по голове, и мне хотелось плакать.
- Ты папу и маму помнишь? - спросил у него мягко.
- Нет, не помню, - сказал Дениска. Я сидел и боялся пошевелиться.
Димка ворвался в кабинет, как буря. Часто дышал.
- Вы телевизор вчера смотрели?
- Смотрел. А ты?
- У нас транзисторный. Родичи одному подарили.. Видели бегемота?
- Который антилопу спасал? От крокодила?
- Ну!.. Это же документальные кадры! Это же правда!
- Конечно, правда.
- Значит, есть доброта в природе? Милосердие, как вы говорите. Даже у животных?
- Значит, есть.
- И у людей оно должно быть! У всех, без исключения! Как уши, нос, глаза...
- И что тогда?
- Тогда те, кто без него родился, без милосердия, просто инвалиды, калеки. Вроде безруких-безногих. И их можно только жалеть. Не нужно на них злиться...
- Зачем же злиться на калек?
- А я их ненавижу... Ненавидел... До вчерашнего дня...
Димка успокоился и ушел. Какую-то душевную опору обрел он в этих телевизионных кадрах...
Явился Дениска с пораненной пяткой. Где он умудрился, бегая по дому, вогнать себе в ногу осколочек стекла? Ни стонов, ни слез от него не было. Сидел и задорно улыбался.
- Стойким ты будешь! - сказал я уважительно и стал ковыряться в Денискиной пятке. Моим инструментарием была длинная инъекционная игла. Я осторожно манипулировал ею, но, конечно же, это было не безболезненно. Однако Дениска молчал. Молчал и улыбался. Тут как раз пришла Зинаида Никитична. Я при ней кончил "операцию", вручил герою конфету, погладил по голове. Дениска положил конфету в рот и с достоинством удалился, прихрамывая.
Мы с воспитательницей переглянулись, я молча поднял большой палец правой руки...
В этот же день пришел мальчишка из шестого класса, и я вздрогнул, увидев его. Это был выросший Дениска. Это был герой Александра Грина открытый, ясный, светлый, озаренный. Не мальчишка, а птица, распростершая крылья и готовая взлететь.
