Я не отрывала своих голубых глаз от его серых, я продолжала показ. Не скрывая ничего, ничего не приукрашивая и ничего не боясь. Уже. Отбоялась. Не примешь, не поймешь — я пойму и уйду. И умру. Потому как не смогу. Обрести и потерять повторно — не смогу. Смотри. Решай. Моя судьба — в твоих руках. И мне не страшно. Это даже не доверие — это вера.
— Никуда. Ты никуда не уйдешь. Пока я не пойму все до конца — никуда ты не пойдешь. И этих троих мы тоже найдем. Граен! Зайди ко мне!
Мужчина зашел, поклонившись.
— Отправь вместе с её возницей два десятка воинов. И отправляйся сам. Попроси всех, кто будет в том доме — приехать сюда. ПОПРОСИ. Позови ко мне Райфра. И господина Тариса. Прикажи подать обед сюда. На четыре персоны. И прикажи приготовить апартаменты любимой жены. Да, те самые. И ради звезд, быстрее.
Граен кивнул и вышел. А мой господин усадил меня в кресло возле стола и сам сел напротив меня. Я чувствовала, насколько он взволнован. Чувствовала, насколько он и хочет — и не может поверить в произошедшее. И я понимала его. Но ничего поделать с собой не могла. И с его страхами — тоже.
— Прошу тебя, Анна, открыться и Райфру, и Тарису. Мое мнение может быть предвзятым, а я не хочу, чтобы кто-то решил, что меня могли использовать. И не хочу, чтобы так могли подумать о тебе. Что ты — лишь игрушка в чьих-то руках. Просто позволь им сделать все, что они посчитают нужным.
— Как скажешь. Только скажи, как мне называть тебя при них.
— Как привыкла — так и зови. Тебе — можно.
Я улыбнулась. И посмотрела на вошедшего трайра. Седой. Как лунь. Но крепкий, как дуб. И Макс, и я, встали, поклонились ему — он спокойно кивнул головой и занял предложенное Максом кресло.
— Что ты можешь сказать о ней? Во всех смыслах.
Тот взглянул на Макса, удивленно выгнув бровь. Потом посмотрел на меня — и я просто поплыла. Я утонула в его серебристо-сизых глазах, растворилась в белом мареве волос, заблудилась среди трещин древесной коры… Меня вдруг не стало — и я все же была. Я почувствовала себя никем — и всем одновременно. Матерью и дочерью, блудницей и святой, убийцей и целительницей, магичкой и воином, живой и мертвой, порядком и хаосом. И везде мне было место, и везде была я. Я изменялась, перетекая, переполняя формы и изменяя их. Бесконечно много и бесконечно мало. Я рассматривала произошедшее со мной — и все было кристально чисто и понятно. И не было сожаления о случившимся. И не было желания изменить что-либо. Я была собой — и не была.
