Наш борг длинный — три сотни воинов могут стать в ряд на стенах. Идя по Андаре, нельзя его минуть. А цверги пойдут именно так. Даже если не станут брать крепость штурмом, а просто пойдут мимо, я смогу вволю пострелять по ним. А потом выйду из крепости, биться в чистом поле.
Как-то незаметно подкрался полдень. Я взошёл на северо-восточную башню и положил руку на изголовье секиры.
Я знал, что уже настал Час Рагнарёк.
Почти осеннее солнце не пекло. Небо было чистым, а день — прекрасным. И когда издалека донесся шорох и треск, и потом показались цверги, мне подумалось, что это вовсе не плохой день, чтобы встретиться с Предками. Солнце блестело на броне, щедро и ярко, ибо взирало на мир в последний раз. Колючий ветер с отрогов Морсинсфьёлль разметал мою пусть и не длинную, зато огненно-рыжую бороду. Ветер крепчал, гнал своих диких, безумных воинов, завывал на тысячу голосов, предвкушая миг, когда падёт Мировое Древо. Хохотали ледяные тролли, в Вестарфьорд уже заходил Корабль Мёртвых, и я слышал скрип ногтей, из которых он построен, и Волк уже разинул пасть на солнце. Я опустил личину. Металл приятно холодил кожу. Руки жадно вцепились в рукоять топора. И весь мир, мой милый, маленький мир, замер.
А потом — улыбнулся.
Улыбнулся белый особняк Хвитенборг. Улыбнулись соты Фундина. Улыбнулся мёртвый колдун Ругин. Улыбнулась небом в чистых стеклах усадьба Митрун. Осклабилась жестяной крышей Эльрина избушка. Радостно сиял мой зелёный Грененхоф. Улыбнулся лес, подёрнутый золотой паутинкой осенних листьев. Хмуро усмехнулись горы Хвитасфьёлля на западе. Улыбнулась бликами на глади Мать рек Андара.
Помахал веткой и подмигнул Старый Балин.
На северо-западной башне поднял в приветствии чёрный меч Унтах кан Орвен, что проделал долгий путь к великой истине и великой бездне.
Вскинула лук юная дочь народа Лофьескор.
Старшая госпожа скоге откинула капюшон, и ветер разметал седые волосы.
Бронзовый великан Кеарб рассмеялся страшным смехом.
Они все были так красивы! Тот, кто счастлив, не может не быть красивым. И такими нас запомнят цверги. Счастливыми и прекрасными.
Я снял шлем.
Смахнул щекочущую слезу: они, чужие, поняли меня лучше своих.
И улыбнулся в ответ.
Убедившись, что норинги уже достаточно далеко, Корд'аэн покинул их на кожаной лодке. Он грёб против течения, на север. Он возвращался в Норгард.
Он не знал, станет ли сражаться. Но — должен был увидеть.
Чем ближе к Норгарду, тем крепчал северный ветер, тем труднее становилось грести. Дикие пенногривые кони ходили по Андаре, били копытами, желая растоптать лодку. Всё труднее было удерживать курах на плаву, избегая ярости волн. Река гневалась и скорбела, и друид ничего не мог с этим поделать. Пришлось грести к берегу.
