– Это не ты... – крикнул я. – То, что ты говоришь, – страшно!
И тут она заплакала, она зарыдала. Я никогда не слышал, как она плачет. Когда умерла бабушка, она плакала молча, в ночи, сквозь мой сон.
– Что страшно?! А как я живу, не страшно?! Одна, все одна, с пятнадцати лет, все на себе, на своих плечах, как мужик! Я женщина, я хочу быть слабой! Я хочу только рисовать, и больше ничего! И пусть обо мне заботятся, пусть содержат! Я устала так жить! Я устала бороться!
– Я буду заботиться о тебе! – крикнул я. – Я сейчас приеду! Ты где, ты дома?
– Меня не будет дома! – крикнула она. – Я ухожу. Я спрячусь от всех вас! Вы мне все противны! Бесконечные звонки, выяснения, угрозы. Что я вам сделала?!
– Что ты, – испугался я, – разве я угрожаю?
– И ты, и он, и еще там двое! Чтобы вы все встретились и перегрызли друг другу глотки!
– Это ты мне говоришь?! Что с тобой? Я сейчас приеду! Ты дома?
– Меня нет! Я нигде! – и в трубке раздались гудки.
Я тут же набрал ее номер – она не ответила. Я набирал и набирал, но телефон молчал.
К трем часам я поехал к ней на работу. «Она сегодня не работает», – сказали мне. Я снова набрал ее номер, но телефон намертво молчал, и я почувствовал, что ее квартира действительно пуста.
Вечером трубку сняли, и мне ответил вежливый голос мужчины. Я понял, что это он. Я взял себя в руки:
– Позовите, пожалуйста... – да, я просил его позвать к телефону мою Улитку.
– А кто ее спрашивает? – так же вежливо и спокойно осведомился голос.
– Какого черта?! – взорвался я. – Это не ваше дело, – и тут же был наказан гудками.
В ее квартире сидел человек, решивший сыграть на все, что только у него было, до конца.
Я набрал номер. Он ответил.
– Послушайте, это снова я, – сказал я. – Мне нужно поговорить с Улиткой.
– Она просила спросить, кто у телефона, – сказал голос с легким оттенком сожаления.
Скрипнув зубами, я назвался.
– Она просила передать, что не хочет с вами говорить, – вежливо, без злорадства сказал голос.
– Да?... – растерялся я и замолчал.
Голос тоже молчал в ожидании, а я видел перед собой бледное, бескровное лицо Улитки с плавающими глазами и чувствовал, что она действительно не хочет со мной говорить, и вопиющая очевидность этого никак не укладывалась в моей голове. Я молчал и, пожалуй, даже вызывал сочувствие в том, кто слышал на другом конце провода мое молчание...
– Ну, что ж, – выдавил я наконец и повесил трубку.
Ночью я проснулся от дикой, невыносимой тоски и понял, что он остался с Улиткой.
