В кабинете Форстера собралось двадцать человек. Большинство были одеты как для пикника, хотя кое-кто приехал прямо с работы, и на них были темные костюмы с галстуком. На двоих — военная форма. Некоторые держали в руках бокалы, но чувствовалось, что они лишь пригубили напитки. Все присутствующие пребывали в спокойном ожидании, обратив к своему лидеру серьезные, вопрошающие лица.
Несмотря на тихую музыку в стиле кантри, играющую во дворе, и доносившиеся с улицы запахи барбекю, вряд ли кто-нибудь мог принять эту встречу за дружескую пирушку. От стоявшего у камина высокого человека с твердым взглядом исходила, наполняя всю комнату, непоколебимая решимость любой ценой добиться своей цели.
Форстер с удовлетворением разглядывал собравшихся. Все они составляли его тайное окружение, и у каждого была безупречно чистая родословная. Каждый разделял его стремление во что бы то ни стало спасти ЮАР от кошмара правления черного большинства и бесконечных племенных распрей. И каждый из них занимал ответственный государственный пост.
Форстер еще некоторое время хранил молчание, чувствуя, как нетерпение собравшихся нарастает. Это играло ему на руку: необходимо было держать их в постоянном напряжении. Внутреннее возбуждение только придаст дополнительную значимость его словам. Он взглянул на Мюллера, который ждал его сигнала. Тот молча кивнул и закрыл дверь. Отчетливо послышался щелчок замка. Можно было начинать.
— Друзья, я перейду прямо к делу. — Форстер говорил отрывисто, подчеркивая тем самым значимость момента. — Наша любимая родина оказалась сейчас на краю пропасти.
Все в знак согласия закивали головами.
— Хейманс и его клика трусливых предателей наглядно продемонстрировали, что собираются продаться коммунистам, черным и всяким там иностранцам! Мы все имели возможность убедиться, что они готовы сложить оружие. Сейчас уже никто не может этого отрицать. И всем ясно, что задуманные ими переговоры с АНК — первый шаг на пути предательства интересов нашего народа.
Все снова закивали, Мюллер в том числе, хотя он с трудом сдерживал циничную усмешку — настолько вольно Форстер интерпретировал действительность. Сам Мюллер сильно сомневался, что Хейманс серьезно рассматривает возможность полного отказа от белого правления в ЮАР. Впрочем, преувеличение имело свои положительные стороны: ведь даже смутный намек на то, что правительство готово смириться с полным поражением, вызвал среди воинствующих правых в ЮАР приступ ненависти и гнева, — настроение, которое со временем поможет Форстеру навести порядок в стране. А уж Мюллер-то знал, что это время не за горами. Что оно очень близко. Он снова сосредоточил внимание на страстной обличительной речи своего патрона.
