— Он забрал у меня душу. Огонь. Я могу играть. Но меня это не радует. Я не могу. Это мёртвый козлёнок. Мертвецы. Все. И я сама. Холодный туман. Я помню, что у меня был огонь. Этот огонь заставлял меня играть. Всё лучше и лучше. Теперь я играю лучше моря. Но я плачу о своём огне. Меня нет. Я видела, как моя музыка убивает людей.
— Видела? Где?
— В Ледяном Зеркале.
Стемнело слишком рано. Лиловые тучи сожрали звёзды и луну. Черное небо разрезали огневеющие потоки заката. Багровые отсветы извивались на воде, красили белые перья лебедей княжеским багрянцем.
— Красивые сумерки, — произнес фоссегрим, выходя из-за камня на берегу.
— Я здесь не для того, чтобы любоваться сумерками, — ответил ворон, сидевший на другом камне, — пославший меня спрашивает: мальчишка здесь?
— Да. Правда, не знаю, зачем. Я ему не нужен. Да и он мне.
— Как думаешь, он выдержит?
— Думаю, да.
— Пославший меня думает, что нет. Ты не хочешь прервать спор?
— Нет. Передай хранителю Равенсфьорда: пусть готовит расплату.
— Пославший меня велел передать: вчера прибыл Кальми Без Лица. Прибыл за тобой.
— Тогда твоему хозяину нет нужды заботится о расплате. Маловато у меня времени, чтоб её получить.
— Ты не хочешь знать, кто нанял Кальми?
— Нет. Алые прожилки заката остыли; лебеди стали черными, стали частью ночи, как и ворон, чей полёт был долог. Ворон летел в Равенсфьорд.
Он пришел по морю. На белой лодке с чайкой на носу. Пришел из Страны Белых Альвов, с острова на северо-востоке. Пришел, чтобы убить фоссегрима. Он мчался на коне сквозь леса и болота, горы и вересковые пустоши. Его серебристый конь был легче ветра; он летел, почт не касаясь земли. Высокий всадник в алом плаще поверх белых одежд. Всадник в серебристой маске. Некогда у него был род, народ, родина. Некогда у него было имя. А потом у него всё забрали. Так что он ехал не столько отрабатывать заказ, сколько мстить. И мало хорошего могло случиться с тем, кто встал бы у него на пути.
— Смотри, Вальдер. Это и правда было зеркало. Громадное прямоугольное зеркало из черного льда. Вальдер потрогал поверхность. Гладкая, скользкая и холодная. Обжигающе холодная.
— Грим, конечно, запретил мне открывать эту дверь, — сообщила Кристен, — но я позаимствовала у него ключ. Полагаю, он не расстроится.
— Не думаю, что Грим случайно позволил тебе спереть у него ключ, — ответил Вальдер, — он не слишком похож на дурака.
— Да уж, непохож.
— Стало быть, он хотел, чтобы мы взглянули в Зеркало. Это подвох.
