, она надолго задумалась и постепенно поняла свою ошибку, единственную в жизни. Алакаевку продали, переехали в Самару. Мама вовремя увидела, чему посвятили себя все ее дети, и это большое счастье, Надюша, что она у нас такая. Наши с тобой друзья-подпольщики — ее друзья. И Алакаевку мы вспоминаем именно потому, что там мама, отбросив кратковременные заблуждения, стала нашей единомышленницей. Так же, как теперь Елизавета Васильевна.
— Не теперь, Володя, а давно. Мама знала, когда я в Питере три года ходила в кружки марксистов.
Владимир слегка тряхнул руку жены:
— «Теперь» — в том смысле, что мы все вместе.
Подойдя к коню, он взялся за оглоблю:
— Ну, Игрений, еще немного! В лесу отдохнешь. — Повернулся к Наде и рассмеялся: — Получается по Глебу Успенскому: иллюзорная «четверть лошади» из статистических таблиц! У нас, правда, половина живой, но… Как бы не пришлось самим эту половину тащить до дому!
Коня распрягли на лужайке, пустили пастись. Сами с корзинами пошли в густой бор, где земля была, словно войлоком, покрыта толстым слоем сухой хвои.
— Вон они, рыжички! — Владимир бросился вперед.
— Где? Я не вижу.
— Кругом нас. Приглядись. Вон-вон один пробился наверх, а остальные попрятались. Мне доктор Крутовский рассказывал, как их искать. Смотри: хвоя немножко припухла. — Владимир наклонился, осторожно разгреб корку. — Вот он! — Срезал ножиком и подал Наде. — Полюбуйся: на срезе даже выступил сок. И как пахнет! Лесом, хвоей. Доктор говорит: соленые со сметаной хороши! А уж он-то знает толк в дарах сибирской природы!
На одной полянке собрали несколько десятков. Потом Владимир осмотрелся и опять устремился вперед:
— Сюда, Надюша! Здесь еще больше!
— У тебя, Володя, настоящий грибной раж!
— Но ведь это в самом деле интересно! Тут гриб или не гриб? Ошибка? Нет, есть еще один!
— Я тоже ищу с азартом, но ты сегодня вроде одержимого!
Переполненные корзины покрыли пахучим папоротником, поставили на телегу, а сами пошли пешком.
Игрений опять останавливался несколько раз, пока добрались до дому.
В тот же день расстались с «пол-лошадью», и Надя написала свекрови шутливую фразу: «…это наше хозяйственное предприятие потерпело фиаско».
С одной почтой — куча писем.
И вдобавок телеграмма!
Владимир тут же при почтаре и волостном писаре прочел ее; сдерживая радость, подал Надежде. Та, прочитав, чуть не вскрикнула от восторга: Митя освобожден из Таганки!
Хотя его сослали в Тулу, но мать надеется, что разрешат отбыть ссылку у них в Подольске.
