И одна из первых задач социал-демократии — расковать души, освободить людей от насилия над совестью, очистить землю от мерзости религиозных предрассудков. Государство не должно поддерживать ни одной религии. Ни один чиновник не должен иметь права спрашивать кого ни на есть о вере: это дело совести.
Увидев Надю у ворот, по беспокойным глазам понял ее тревожный вопрос и, улыбаясь, еще издали помахал рукой:
— Все, Надюша, идет к лучшему: завтра будет сделано с амвона первое оглашение о предстоящем венчании.
— Документов-то еще нет. Ты меня просто успокаиваешь, а сам взволнован. Я же вижу.
— Это — по другому поводу. — Владимир взял Надежду под руку, и они направились к пустынному берегу Шушенки. — Опять из-за Симона Ермолаева. Подумай, в посаженые отцы напрашивается! Тройку, говорит, запряжет!
— Дешево собирается купить!
— Да, да. Но если поторговаться, — в глазах Владимира блеснула острая ирония, послышался колючий смех, — он накинет. Не поскупится.
— И сам явился с таким добродетельным предложением?
— Нет, через Стародубцева. И вдобавок через попа. Тонкий ход: «Для благолепия свадьбы!»
— А меня волнует это оглашение с амвона. Так клоуны из ярмарочных балаганов зазывают на свои зрелища. Девки да бабы сбегутся поглазеть.
— Завтра он еще не назовет дня венчания. А потом будет яснее. Может, обвенчает без зевак.
На следующее утро всех разбудил колокольный звон.
Хозяева ушли к обедне. В кухне было душно от натопленной русской печи. Бадейки с пивом еще накануне Аполлон Далматьевич перенес в погреб, и теперь в доме пахло жареным поросенком да шаньгами, испеченными еще до зари.
По улицам стекались к церкви принаряженные богомольцы. Ради престольного праздника девки смочили волосы репейным, а мужики топленым маслом, ботинки и сапоги до блеска натерли вонючей ваксой. Слегка покачиваясь, шли нетерпеливые выпивохи, еще накануне вдоволь отведавшие пива не только у себя дома, но и у соседей.
Владимир и Надежда отправились в волостное правление. По случаю праздника почтарь приехал раньше обычного, и письма уже лежали на писарском столе. Сверху — казенный пакет с сургучной печатью.
— Мне! — У Надежды вздрогнула рука, словно она боялась обжечься; ломая печать, успокаивала себя: «Нет, не самое ужасное. Если бы меня — в Уфу, приехал бы стражник. Это прислали документ для венчания. А почему нет Володе?»
В пакете оказался ответ исправника на ее прошение о ежемесячной выдаче «кормовых».
Владимир Ильич, слегка склонив голову к плечу, нетерпеливо заглянул сбоку, и у него вырвались возмущенные слова:
