Той порой псаломщик дошел до нужной печатной строчки: «священно-и-церковнослужители производили обыск о желающих вступить в брак, и оказалось следующее: а) жених жительствует…» И написал: «В приходе Петропавловской церкви, в селе Шуше…»
Слегка склонившись, Владимир Ильич читал текст, напечатанный старославянским шрифтом:
— «Оба находятся в здравом уме». Ну, это как видите. «Жених». Пишите — холост. «Невеста» — девица.
Тыжнов протянул руку:
— Пачпорт извольте предъявить. Рождение требуется прописать с точностью.
— Вы же знаете, моя невеста и я — политические ссыльные. У нас нет документов, но они уже исправником затребованы из тюремного отделения. Я родился десятого апреля тысяча восемьсот семидесятого года.
— Со слов не дозволяется. — Отец Иоанн, сложив руки на груди, посмотрел куда-то на потолок, словно оттуда подслушивал «всевышний», потом стал назидательно растолковывать. — Ежли бы вы состояли прихожанами и значились бы по «исповедальным росписям»… А егда же вы…
Псаломщик встал и, почесывая кончиком ручки за ухом, недоуменно спросил:
— Как же теперь?.. Страница испорчена… Похерить?
— Помедли смиренно, — остановил священник. — Прибудут бумаги, ибо начальство повелело.
Повернувшись, Владимир Ильич хотел было выйти, но священник многозначительным жестом придержал его и заговорил о приглашении «посаженого отца»:
— Один достопочтенный прихожанин, добрый человек, мог бы…
— Нет, нет, — жестко и решительно прервал Владимир Ильич. — Никаких достопочтенных нам не нужно.
— Я — для благолепия свадьбы. А человек тот бескорыстно…
— Извините, не привык повторяться. И, насколько знаю, подыскивать подставных отцов не входит в обязанности священнослужителя.
Пока Владимир Ильич шел через площадь, в его разгоряченном сознании пронеслись мысли о мрачных столетиях.
Опустошали землю религиозные войны. То в одном, то в другом уголке планеты церковники, натравливая фанатиков на инаковерующих, затевали кровавую резню. Посреди городских площадей сжигали на кострах еретиков, отступивших от религиозных догматов. Ни в чем не повинных людей приковывали цепями к стенам сырых и темных монастырских казематов.
Все «во имя божие»!
И сейчас поистине несть числа гнусностям, которые чинят попы в тесном союзе с жандармерией и охранкой. Таковы уж порядки полицейского самодержавия, что религию господствующего богатого класса пропитали смрадным духом кутузки.
Не только руки и ноги заковывают в цепи, людские души держат в кандалах!
