— Че ж, Сем, и негра видал? Какой же он?
— Видал, а как же. Здоровый, ну, вот, наверно, с печку. Точно, будет!
— Черный?
— Што ты! Аж блестит... Ну... ну, как чугун вон твой. А ладони белые!
Верка с Сашей сидели в горнице, и когда, войдя к ним, Мария притворила дверь, согнулись от смеха.
— Да вы че? — слабо улыбнулась Мария.
— Ох, да ты бы, мамк, послушала...
— В баню он ходил?
— Да ходил. Брюки все искал. Ладно тебя не было, мы думали, уж и нам попадет... Бабка нашла какие-то.
Мишка, покрытый, как девченушка, платком, сидел на полу и, бормоча, возился с игрушками. Мария присела около него, поправила платок.
— Не ужинали? А то я ведь там только конфетку съела... Или уж в баню сперва сходить.
— Бабка опять похлебку варила, а мы картошку жарили. Будешь?
— Эх, Верк, вставать-то неохота.
Но разговор в теплушке уже угасал, и Мария, присев к столу, стала наскоро доедать картошку, прихлебывая из кружки остывший чай. Молодые притихли, а потом Верка вдруг спросила:
— Как же ты, мамк, тут двадцать три года прожила?
У Марии хлеб застрял в горле, когда поняла она, о чем заговорила дочь. На минуту она словно окаменела за столом, а потом, придушив подступившие слезы, жалко и виновато улыбнулась.
— Да чего... Лишь бы, — но договорить не успела.
Кухонная дверь открылась, и в прогал заглянул Семен.
— Ага! — ухмыльнулся он, появляясь в горнице. — Пришел, значит, оператор машинного доения, — при этом он покосился на потупившегося зятя. — Та-ак. А че ж не похвалишься, за каким... этим самым в район ездила?
Семен, видно, настроен был благодушно, и Мария услужливо засуетилась, полезла в шифоньер и достала все свои награды, еще что-то говорила при этом, но вряд ли сама себя слышала.
— О-о! Ты гляди, лента-то какая широкая! Да двойная!... Верк, ты нынче полы мыла?
— Ладно уж, перестань, — отмахнулась дочь.
— Ну, ниче, все равно сгодится... Спрячь только подальше. А это, поди, все Герои Социалистического Труда сняты! Ну-ка, Мишк, найди мне тут бабку Манькю.
— Во-от, — ткнул пальчиком в фотографию внук.
— Ты смотри! Правильно...
Из дверей лениво выглядывала свекровь, и Мария, стесняясь зятя и дочери, сбивчиво рассказывала про совещание.
— Че ж, и ты речь толкала? — съехидничал Семен.
— А как же! Или ты думаешь, не сумею, — засмеялась Мария.
— Ну да, вы ведь все мастера людям ума давать! Но в общем-то можно было успокоиться.
— Теперь вот глядите, в газетке про меня напечатают, — глядя на молодых, сказала Мария.
— Интервью, значит, давала, — ухмыльнулся Семен. — Кто-нибудь возьмет эту газетку и в уборную сходит.
