Наконец-то до меня дошло! Значит, они понимают, что мне нужен свой собственный угол! Я бы тут же бросилась им на шею, если бы не помнила, что именно они ответственны за мой переезд из Лондона.
— А теперь сообщи ей другую новость, Энди! — внезапно проговорила мама.
— Ах да! Мы подумали, что пока все это не сделано, у тебя должно быть безопасное место, где ты сможешь хранить все свои сокровища и рисовальные принадлежности.
— И мы подумали о садовом домике!
Я посмотрела на их улыбающиеся лица. Наверное, они решили, что я от удивления язык проглотила. А я думала: «Ах вот как, вы ждете, что я все время буду торчать там в компании пауков и мокриц?»
Внезапно я поняла, как чувствовала себя Золушка.
— Мы можем выбросить весь мусор. Дверь домика закрывается на крючок и щеколду, которые привинчены слишком высоко для Джейка и Джейми, — с энтузиазмом произнес папа. — Там есть даже электричество — я ввернул новую лампочку!
— Внутри мы все вымоем и вычистим, так что будет полный блеск! — Это уже вмешалась мама.
Так, ну что ж, значит, я уже не Золушка. Может быть, иметь этот чулан в качестве убежища не так уж и плохо. В конце концов, раньше там была чья-то художественная студия, теперь она станет моей. На полках я могу хранить принадлежности для рисования, могу развесить на стенах карикатуры и...
«Мииииии-аааааа-уууууу!» — раздался сверху молящий о помощи кошачий вопль.
В ту же секунду, пока мы втроем обменивались недоуменными взглядами, с верхнего этажа раздался еще один ужасный, леденящий душу вопль:
— Хей-хей-хи-ии!
О боже, близнецы опять на тропе войны...
Глава 13.
Покахонтас из Портбора
Я нашла спрятанные сокровища.
Они были похоронены под толстым слоем пыли и паутины, но все равно это были настоящие сокровища. Мой улов состоял из: покрытой бугорками бутылки с надписью «Имбирное пиво»; ржавой коробки с наполовину использованными акварельными красками; оправленного в серебро зеркала с таким большим количеством пятен на поверхности, что их было больше, чем самого зеркала; хорошенькой, со щербинками чашки с орнаментом из роз; нескольких старинных жестянок из-под чая и конфет (в них лежали гвозди и шурупы, которые я выбросила) и маленькой деревянной коробочки с инициалами Э. и Г., аккуратно вырезанными на крышке (в ней лежала облупленная позолоченная металлическая пуговица, которую я сохранила).
Теперь они стояли на заново вымытых и вытертых полках вместе со всеми моими принадлежностями для рисования и фотографией в рамке дедушки и бабушки Стэнсфилд, сделанной в прошлое Рождество (на головах у них были дурацкие бумажные колпаки), а также фотографией Наны Джонс, сделанной в конце шестидесятых (с большим количеством косметики и жесткой от лака высокой прической соломенно-желтых волос).
