Однажды в дождливый день при слабом свете, едва проникавшем сквозь железные решетки, узники, как всегда, занимались кто чем: один выдергивал волоски из бороды с помощью составленных вместе створок ракушки хамагури, другой мастерил фигурки Будды из туалетной бумаги, на разные лады показывая свое искусство, и не было среди них ни одного тупого или неловкого человека. Был там узник с седыми волосами, связанными узлом, с виду точь-в-точь святой мудрец и волшебник. У него была клетка для насекомых, которую он сам искусно сплел, и держал там вошь, коей стукнуло уже тринадцать лет, и блоху девятилетнего возраста, каковых любил чрезвычайно и кормил, позволяя сосать кровь из собственной ляжки, отчего обе разрослись до необычайно больших размеров и весьма к нему привязались; по его приказанию вошь исполняла Танец Попрошайки, а блоха выпрыгивала из клетки. И хотя горестно было узникам, зрелище это и развлекало и утешало.
Другой узник поделился с товарищами секретами воровства среди бела дня, коим обучился у самого Исикава Гоэмона. Тут, и остальные стали хвастаться былыми своими подвигами, и один из них, по прозвищу Синкити Жулик, в ответ на вопрос, почему у него не хватает одного уха, сказал:
— Сорок три раза попадал я в опасные переделки, но ни разу не был ранен. Но вот однажды случилось нам забрать ся в дом к некоему ронину в провинции Суруга, и он так проворно пустил в ход меч, что мы еле унесли ноги. В жизни не бывало у меня таких промахов! Но даже эта неудача, увы, не послужила уроком — той же ночью проникли мы в дом к красильщику, хозяина ограбили и убили… — И он рассказал все, как было. Хаято услышал его рассказ.
— Я и есть тот самый ронин! — воскликнул он. — За преступление, совершенное тобой и твоими дружками, попал я в столь большую беду! Здесь, в темнице, я не о жизни своей горюю — обидно мне умереть, опозорив честное имя самурая. Прошу тебя, умоляю, помоги рассеять тяготеющее надо мной подозрение!
Вор внял его просьбе.
— Мы с приятелем угодили сюда не за то старое преступление, на сей раз мы повинны еще и в убийстве женщины. Так и так нам не миновать смертной казни… О тебе же я все доложу властям… — И они обратились к тюремщику. Когда же оба дали подробные показания, дело, тянувшееся столь долго, наконец-то пришло к благополучному окончанию. Хаято освободили, и, в награду за долгие его муки, ему было милостиво обещано выполнить любое его желание. Он с благодарностью выслушал и ответил:
