составные части его превратятся в пар. Кроме того, какая
мне и зачем жизнь в будущем, когда вся моя жизнь духов-
ная — только в настоящем. Жизнь моя в том, что я люблю, а я люблю людей и Бога. И то и другое не уничтожается с
моей смертью. Смерть есть только прекращение отделенно-
сти моего сознания» (9 февраля 1908 г.).
Проблема смерти всегда волновала Толстого. Он пы-
тался осмыслить ее по-разному, но так и не пришел к окон-
чательному выводу. Однажды (15 сентября 1904 г.) он за-
писал: «Я говорил себе, что смерть похожа на сон, на засы-
пание: устал и засыпаешь, — и это правда, что похоже, но
смерть еще более похожа на пробуждение. В сне я знаю
оба момента — и засыпания (хотя этого я не сознаю) и
пробуждения, который сознаю. В смерти же я знаю мо-
мент пробуждения (хотя и не сознаю его) и момент умира-
ния, который сознаю».
Жизнь Толстой сравнивал со сновидением: как снови-
дение относится к жизни настоящей, так наша настоящая
жизнь относится к жизни после пробуждения, т. е. смерти.
13
Жизнь в сновидении происходит вне времени и вне про-
странства, реальности: общаешься с умершими как с жи-
выми, хотя знаешь, что они умершие. Жизнь есть сон, и
часто к старости, как к концу времени сна, нелепость этой
жизни становится все яснее и яснее. И вот в последний год
жизни Толстой записывает в Дневник: «Мы живем безум-
ной жизнью, знаем в глубине души, что живем безумно, но
продолжаем по привычке, по инерции жить ею, или не
хотим, или не можем, или то и другое, изменить ее» (16
июля).
Отсюда мысли Толстого о безнравственности прави-
тельства, которое человек не должен поддерживать. Рус-
ский народ избегает власти, удаляется от нее. «Он готов
предоставить ее, скорее, дурным людям, чем самому за-
мараться ею. Я думаю, что если это так, то он прав. Все
лучше, чем быть вынужденным употребить насилие. По-
ложение человека под властью тирана гораздо более со-
действует нравственной жизни, чем положение избирате-
ля, участника власти. Это сознание свойственно не толь-
ко славянам, но всем людям. Я думаю, что возможность
деспотизма основана на этом» (30 марта 1905 г.).
Эти воззрения Толстого близки к трактату великого
американского мыслителя Генри Дэвида Торо «О граж-
данском неповиновении» (1849). Перечитывая его, Толстой
записал в Дневнике 14 апреля 1903 г.: «Читал Торо и ду-
ховно поднялся». Никогда и ни о ком не отзывался Тол-
стой столь высоко. Мысли Торо были настолько необходи-
мы Толстому, что он возвращался к ним постоянно. В ста-
