Сильно разгневавшись, государь вымолвил:
— Сказано ведь: «Приговаривая к смертной казни, приговор повторяют трижды». Несмотря на это, по единственному нашему слову совершили ошибку, усугубив этим недостаток благоразумия у нас Такое злодеяние равносильно великому греху[189], — и тут же вызвал придворного, передающего его повеления, и наказал три вида его родственников[190].
Но вот, подумав, что этот шрамана не напрасно был без вины подвергнут смертной казни, что это было, видимо, определено поступками, совершёнными им в прежней жизни, государь спросил об этом у архата. Семь дней архат, погрузившись в раздумья и сумев проникнуть в судьбы, обозревал прошлое и настоящее и наконец увидел, что в предыдущем рождении шрамана был крестьянином, который занимался обработкой земли. А император в предыдущем рождении был лягушкой и жил в воде. Когда однажды весной этот крестьянин обрабатывал мотыгой горное поле, он по ошибке концом мотыги отрубил лягушке голову. Благодаря своей карме[191], крестьянин родился шраманой, а лягушка родилась великим королём государства Варанаси, который по ошибке тоже совершил смертную казнь.
Так, значит, из-за какой же кармы наш высокомудрый тоже погрузился в столь непредвиденное прегрешение? О, как это всё удивительно!
4
О ТОМ, КАК ТОСИМОТО-АСОН ВТОРИЧНО НАПРАВИЛСЯ В КАНТО
Хотя в прошлом году, после того, как разгромили Токи Дзюро Ёрисада, Тосимото-асон и был арестован и доставлен в Камакура, его освободили, потому что сочли достаточными разного рода объяснения, которые он привёл. Но поскольку на этот раз в признаниях снова было упомянуто, что в планах заговора всецело участвовал этот асон, в одиннадцатый день седьмой луны его под конвоем доставили в Рокухара и препроводили в Канто.
Законом определено, что повторное преступление не прощается, поэтому какие бы оправдания ни приводились, их не принимают. «Одно из двух: либо пропаду по дороге, либо меня зарубят в Камакура», — раздумывал он, отправляясь в дорогу.
Бредёт, приминая ногами
Снег опавших цветов,
В Катано любуется
Весеннею сакурой
Или домой возвращается,
Одевшись парчою багряной листвы,
В осенние сумерки,
Покрывшие гору Араси;
Бывает тоскливо,
Когда хоть одну
Проводит он ночь до рассвета
В дорожном приюте.
Не слабы
Семейные узы любви —
Жену и детей,
Что оставил на родине,
Вспомнил с тоскою,
Не зная, что с ними теперь.
Туда, где за долгие годы
Обжился,
На Девятивратную
Государя столицу
В последний теперешний раз
Оглянувшись,
