«Понимаю, что тебе нужно, — думал между тем Дуглас. — Ты снова жаждешь человеческой крови; когда напьешься ею, то опять станешь здоров и весел. К счастью, у нас имеется запасец. Дадим, дадим королю то, чего просит его душа. Только нужно действовать осторожно, очень осторожно!»
Дуглас подошел к Генриху и, подобострастно поцеловав его руку, произнес:
— Я целую руку, которая была сегодня источником мудрости, вылившейся на эту благословенную Богом бумагу. Я целую бумагу, которая осчастливит английский народ, но почтительнейше прошу вас, ваше величество, ничего не писать больше. Вам необходим отдых. Не забывайте, ваше величество, что вы, несмотря на всю свою мудрость, все же — только человек, нуждающийся в отдыхе и покое.
— Да, и даже слабый, дряхлый человек, — вздохнул король, пытаясь встать, причем так сильно облокотился на Дугласа, что граф пошатнулся от непомерной тяжести.
— Дряхлый! — с упреком возразил Дуглас. — Что вы, ваше величество! Вы сегодня двигаетесь так легко, как юноша. Вы встали с кресла, почти не опираясь на мою руку.
— Тем не менее я чувствую, что старею! — заметил король, который был особенно грустно настроен.
— Вы стареете? — с удивлением воскликнул Дуглас. — Как можно говорить о старости, обладая такими прекрасными ясными глазами, таким величественным лбом, такой благородной осанкой, как у вас?! Нет, ваше величество, короли подобны Богам: они никогда не стареют.
— В этом отношении они похожи на попугаев, — проговорил Джон Гейвуд, входя в комнату. — У меня есть попугай, я получил его в наследство от своего прадеда, а мой прадед — от своего прадеда, бывшего парикмахером у короля Генриха Четвертого. Вот уже сто лет, как мой попугай распевает: «Да здравствует король Генрих, почтенный образец добродетели, ума, красоты и милосердия!» Это мой попугай говорил сто лет тому назад, это повторяет и теперь. Эти комплименты слышали Генрихи и Четвертый, и Пятый, и Шестой, и Седьмой, и Восьмой. Короли менялись, а их характеры оставались все те же: все они были образцами добродетели, всем им говорил попугай сущую правду. И ваша правда такова, милорд Дуглас! Можете верить графу, ваше величество. Ведь он состоит в родстве с моим попугаем и от него научился бессмертному хвалебному гимну в честь королей.
Генрих VIII засмеялся, а Дуглас с ненавистью взглянул на Джона Гейвуда.
— Веселый малый, не правда ли, Дуглас? — спросил король, указывая на Гейвуда.
— Просто шут! — резко ответил граф, презрительно пожимая плечами.
