Андрей часто летал во сне. Один и тот же сон, как он, человек-самолет, летит и летит сквозь пустынную синь.
«Мои руки, мои кисти – это мои элероны, только приближаюсь к земле, двигаю ими и ухожу в набор, – однажды утром рассказал Андрей. Он крутил головой по сторонам, показывая, как искал крылья за спиной. – А главное, я никогда не вижу своих крыльев – оглядываюсь, пытаюсь их увидеть, а вижу только свое тело».
Говорят, самое скучное в жизни – чужие сны и чужой блуд. Может, и так, когда сны чужие, как фотоальбомы, навязанные в гостях, смотришь и ждешь, подавляя зевоту, кончатся они наконец? А если это сны любимого человека, ты слушаешь, затаив дыхание, в надежде, что промелькнешь в его снах, в его ночной жизни зашифрованной белой чайкой. Но он был один, совсем один. И я зябла от рассказов о ночных полетах и чувствовала, как неохотно он впускает меня в свою жизнь, как становится замкнут, едва заходит речь о его прошлом, об ушедшей от него жене.
Месяц назад мы переехали к Андрею. На Фонтанку. Неуютная, нескладная квартира с пыльными вытянутыми окнами, в которых скучало мутное солнце, с ванной посреди кухни и потолками настолько высокими и надменными, что, когда я разглядывала лепнину на них, кружилась голова.
Конец августа выдался теплым и сухим, ничто не напоминало о том, что лето прошло. Мы засиживались на балконе до поздней ночи, а низкое небо, перечерченное млечным путем, осыпалось звездами, и не хотелось думать о коробках и сумках, загромоздивших коридоры. Разобрать их не доходили руки. Я устраивалась в шезлонге на балконе, куталась в причудливое ажурное тряпье. Квартира досталась Андрею от бабки в наследство с многократным эхом пустых комнат, фарфоровыми пудреницами, статуэтками, этажерками, с неистребимым запахом полыни и сырости, запахом прошлого века. Но все тогда было в радость, и каждый день, проведенный порознь, сулил встречу вечером, от этого легки были дни, так светлы, как прогулка по летнему утреннему лесу.
Андрей часто задерживался на работе, но случалось, появлялся раньше, и мы делились новостями в прихожей и подолгу не отходили друг от друга, спохватившись, вдруг удивлялись:
– Что это мы стоим-то?
Как-то вечером я допоздна ожидала его, перечитывая РЛЭ.[1] Андрей настаивал, чтобы я начинала учиться летать на «Яке».
– В кабину не пущу, пока не прочитаешь и не выучишь. Надо все знать, прежде чем на кнопочки жать, – говорил он, а я прочно застряла на первой странице, который день заучивая основные геометрические данные самолета, его высоту, длину, оперение и тип щитка.
