Утром мой кучер обнаружил пропажу вожжей, видно украденных моими хозяевами. Понимая бесполезность розысков, я приказал кучеру достать в обозе веревок и сделать из них вожжи, на фоне нарядного экипажа и 2-х прекрасных лошадей, вывезенных моим кучером в 1944 году при эвакуации Кубани.
Приведя в порядок свой отряд, я дал команду к спуску с гор на асфальтированное шоссе.
На шоссе нашим глазам открылась картина тщательной подготовки англичан к принятию боя с неприятелем сильным и хорошо вооруженным. Вдоль шоссе, на протяжении нескольких километров, вплотную один к другому стояли, грозно ощетинясь дулами орудий, новейшей конструкции английские танки. Дула орудий были направлены прямо на нас, безоружных казаков. Трудно передать то чувство подавленности и горечи, какие вызвала у нас такая боевая предосторожность.
Эскортируемые танками, медленным шагом двинулись мы в свой последний жизненный путь навстречу грозной, таящей в себе гибель и страдание неизвестности. Ехали недолго, так как предназначенный для нас лагерь Вайтенсфельд отстоял от места нашей последней стоянки в 8-ми километрах.
Принятые в отношении нас меры предосторожности были настолько внушительны, что 190 безоружных офицеров, очевидно, казались англичанам хорошо вооруженным полком.
Однако, угнетенность духа не мешала усиленной мозговой деятельности. Всевозможные проекты побега то угасали, то снова вспыхивали.
Не было сомнения в том, что прыжок из быстро идущего автомобиля был почти равносилен самоубийству. Но и такая смерть была для нас лучшим выходом в нашем положении.
Начал присматриваться к нашей охране. Три английских солдата — почти юноши; физиономии чрезвычайно добродушные. Попробую говорить с ними. К счастью, они оказались знакомыми с немецким языком, на котором я к ним и обратился.
Первоначально разговор вертелся вокруг моих вопросов об их именах и семейном положении. Затем я незаметно перевел разговор на темы международной политики. Предварительно я угостил их сигаретами и подарил каждому из них по 10.000 хорватских кун.
Упоминание о Сталине вызвало у них одобрительные возгласы: «Сталин гуд». Но, когда я им возразил и назвал Сталина бандитом, то они не только не проявили неудовольствия, но даже так же улыбались и одобрительно кивали головами, как и в первом случае.
На мой, прямо поставленный вопрос, как нам избежать репатриации, солдаты предложили нам дорогой бежать: в десяти километрах отсюда подъем в горах настолько крут, что автомобили будут идти самым тихим ходом. Вот на этом подъеме, по их мнению, нам удобнее будет бежать. Стрелять по нам они, безусловно, будут, но целиться станут выше наших голов.
