Возвращаясь к тем событиям, я вспоминаю мою реакцию. Вернувшись в комнату и выплакав свое горе, я внезапно решила пойти в ФСС и потребовать свидания с Зильбером. Разговор с ним, расписка, которую я ему дала, встали передо мной, и мне хотелось бросить ему в лицо все, что я почувствовала. Храбрость? Нет! Простой порыв отчаяния и, возможно, взрыв протеста, который накоплялся в течение времени.
Выскочив в открытые ворота нашего блока, я быстро пробежала десяток шагов до входа в барак ФСС. В дверях я столкнулась с незнакомым офицером в чине капитана, который, с юмором осмотрев меня с ног до головы, сказал: — А это что еще за фигура?
В лагерной черной рубахе, но в немецких бриджах и сапогах, я, наверно, выглядела странно и вызывала смех у тех, кто меня не знал и не знал, что весь мой гардероб состоял только из этих реликвий прошлого и лагерного тряпья.
— Я хочу немедленно говорить с сержантом Зильбером.
— Его нет. Он больше десяти дней тому назад отправлен в санаторию для легочных. Что вам от него нужно?
Мой порыв остыл. Ни с кем, кроме Зильбера, я не могла говорить о том, что во мне кипело еще секунду тому назад.
— Кто вы? — спросил капитан.
Я назвала имя, фамилию, чин, номер по лагерю и повернулась, чтобы улизнуть от дальнейших расспросов.
— Очень приятно. А я — капитан Шварц. Ваш новый «пен-офисер». Буду от ФСС заведовать всей внутренней жизнью лагеря! — Заметив мое нетерпение и желание уйти, он прибавил: — Не будьте такой строптивой, «блонди», я вам еще понадоблюсь.
На лице капитана Шварца блуждала улыбка. В ней было много юмора и иронии.
— К вам сегодня прибывают новые женщины. Среди них есть один фрукт… Ну, в общем, вы сами увидите. Гуд бай!
* * *
«В общем», я «увидела».
Новоприбывших, после осмотра, который происходил в «английском дворе», доставили к нам незадолго перед вечерним построением. Они были «чем-то новым» в нашем зоологическом саду. Первой бросилась в глаза рыженькая, очень красивая женщина лет сорока, прекрасно одетая, с детским, херувимским выражением на лице и в ясных, громадных, по-кукольному голубых глазах. За ней англичане (!), внесли шесть чемоданов! Добротных, кожаных, тяжелых чемоданов. Такие к нам еще не попадали!
В этой небольшой партии все дамы были хорошо одеты, в выглаженных костюмах, белоснежных блузках, в туфлях на высоких каблуках, в тонких чулках. Наша «шпионка», Гизелла Пуцци, произведшая в свое время сенсацию яркой подкраской лица и такими же яркими итальянскими светрами и платочками, теперь совершенно померкла в наших глазах. Эти дамы… они были причесаны у парикмахеров, и от них пахло духами!
