<…>[1](ска)зал он. У женщин отбирали вязальные спицы, большие иголки, маникюрные ножнички, приборы для еды. У мужчин — опасные бритвы и ножи, обещая возместить их безопасными. Обыск подходил к концу. Кеннеди, наконец, обратил свое внимание на мои солдатские рубахи, так патетически жалостно выглядевшие для того, чтобы убедиться, что в нем ничего не осталось, прощупал все швы и бросил на пол. Вещь за вещью проходили через его толстые пальцы с не по-мужски длинными, полированными ногтями. С тем же презрением и омерзением он отбросил мои солдатские рубахи, так патетически жалко выглядевшие длинные подштанники. На его губах играла ироническая улыбка. Наконец, он добрался до молитвенника.
— Это что? — Молитвенник!
— Это что? Молитвенник?
— Как видите!
— Какой религии? — Православной. — Что вы с ним делаете? Молитесь? Вам здесь никакие молитвы не помогут!
Я промолчала, но твердо взяла молитвенник из его рук и положила в карман шинели. Следующими были фотографии. Одну за другой Кеннеди раскладывал их на скамье, каждый раз спрашивая: — А это кто?
— Генерал Андрей Власов… — отвечала я. — Король Петр Югославский. Генерал Дража Михайлович…
— А где у вас Гитлер?
— У меня его нет, не было и не будет! Я не нацистка, а анти-коммунистка!
За нами внимательно следили все приехавшие, ловили каждое слово.
— А кто это?
— Мои родители!.. Мой муж… Мой сын…
— А это что?
— Учение стрельбе из револьвера во дворе казармы!
Цель на этой карточке не была видна.
— Лжете! Это вы расстреливали бедных евреев..
— Вы лжете! — ответила я так же резко.
— Эту карточку я забираю. Она будет служить обвинительным доказательством против вас.
Карточка исчезла в кармане капитана Кеннеди.
— Снимите шинель!
Сняла. Она была также вытряхнута, вывернута наизнанку и прощупана.
— Снимите сапоги! — рявкнул Кеннеди.
Я села и протянула ногу. — Снимайте. Я сама не могу.
Мы скрестили взгляды, смотря друг другу прямо в зрачки. Капитан должен был прочесть в моих глазах решимость отвечать ударом на удар.
Воцарилась жуткая пауза. Кеннеди поднял плечи, еще больше выставил свой жирный горб спины и буквально посинел в лице. Правая рука поднялась, как бы занесенная для удара, но я быстро встала на ноги. Об этом моменте потом долго говорили в лагере Вольфсберг. Замер весь барак, и все ждали, чем это кончится.
