В этом доме вообще любили тишину и порядок. Все должно было идти как по маслу, точным, выверенным ходом. Хорошо ели и хорошо спали, иногда смеялись, а иногда бывали серьезны — всегда вовремя, всегда к месту. Папаша иной раз ущипнет служанку, и мамаша сделает вид, что ничего не заметила, потому что он слыл добропорядочным мужем. Если же это делал Алберт, то это вселяло уверенность, что сын защищен от опасных и преждевременных приключений: служанка — не дама. Умный хозяин заботится о безопасности и ставит на дом громоотвод.
Илмар знал эту семью несколько лет и хотя его внимание было всегда обращено на Анду, он видел и слышал остальных тоже. И не всегда это бывало приятно. Например, когда они произносили слово «партия», Илмар понимал, что он — «не партия», а скорее неотвратимое зло, на которое иной раз вынуждены обрекать себя умудренные жизнью люди, дабы не случилось нечто худшее. Чувствовал он себя тут не бог весть как хорошо, но терпел, потому что у Анды была ласковая улыбка, нежность, к тому же она была девушка «кровь с молоком». И наверно, она его любила, хотя иной раз побалует, другой — помучит, в зависимости от настроения и обстоятельств. Иногда бывала ревнива, а в другой раз желала вызвать ревность в нем. И всегда все происходило так, как хотела она. Она была маленьким, прелестным тираном этого дома, — кто желал тут быть принятым, тому надлежало отдаться ее власти.
Быть может, Илмар ко всему этому привык бы, и Балтыни тоже постепенно с ним свыклись, ограничься противоречия лишь внешними проявлениями, общественным положением, образом жизни. Основной контраст скрывался гораздо глубже. Илмар и они были как бы два разных морских течения — теплый бурный Гольфстрим и холодное Лабрадорское. Сближаясь, они, естественно, не перемешивались, а расходились, каждое своим путем. В семействе Балтыней любили порядок, умеренность и рассудительность во всем, а Илмар был азартен. Он не уклонялся от риска, вел игру ва-банк и не боялся опасностей. Они же были расчетливы и умны, с небольшими, но надежными и исполнимыми запросами по части счастья. Пьянящая радость бури и опасности оставались за пределами их понимания, они предпочитали ехать на смирных лошадках и сидеть на мягких подушках. Никогда они не вспыхивали яростью и не пытались прошибить лбом стену, но потому и был им чужд восторг молниеносной победы и приносимое ею удовлетворение. Единственное, ради чего они могли пожертвовать приличиями, — все ради того же вожделенного покоя. Высказать в глаза неприятную правду — причинить ущерб деловым отношениям. Лучше они возьмут ненужную им обезьянку (чтобы потом отдать тому же шарманщику и сказать, будто животное простудилось и околело), чем станут объяснять дарителю, что для мартышки нет места в их доме. Возможно, в этом состояла их большая слабость, а возможно и сила. Они пожалели Илмара, но он им не завидовал.
