Лети, майский жук! | страница 46
Отец поставил верстак у окна (теперь у нас была только одна комната), а карбидную лампу повесил на окно. Он постоянно сидел там, склонившись над ворохом часов.
Русские входили в комнату, хлопали его по плечу, бросали часы на стол, копались в горе отремонтированных часов и брали то, что им нравилось. Отец уже не протестовал. В первый день он попытался держать часы каждого заказчика в отдельности. Но вскоре понял, что заказчики сами не различают своих часов.
Он работал, поднимая голову, когда какой-нибудь заказчик хлопал его по плечу, протягивал ему бутылку и говорил:
— Пей, камерад, пей!
И камерад пил. Камерад пил все: сливовый ликер и красное вино, коньяк и вермут, грушевую и сливовую водку. Иногда камерад валился со стула. Порою у камерада падали со стола часы. Тогда камерад ругался:
— Дрянь! — и ползал под столом. Пьяный отец мне нравился.
Мама, глядя на все это, изрекала:
— Пусть лучше пьет он, а не русские!
Мама боялась пьяных русских. Пьяные русские говорили ужасные вещи, когда справедливые, когда и несправедливые. Кто мог знать это точно? Мама не знала. Один из русских особенно нравился маме. Трезвый, он был солдат как солдат — большой, сильный, немного скучный. Когда он выпивал, то грустнел. Рассказывал какие-то бесконечные истории, которые мы не понимали! Понимал их только отец, он ведь пять лет воевал в России и хорошо знал русский язык. Но не подавал вида. Кто мог знать русский язык? Только немецкий солдат.
Солдат, который так нравился маме, часто рассказывал одну и ту же длинную историю. И плакал. А под конец вздыхал, приговаривая:
— Будем хлеб, будем хлеб!
«Будем хлеб» означало — печь хлеб. Раньше он был пекарем. Я узнала об этом от отца. Солдат в своей длинной истории рассказывал о деревне, где он жил. Еще я узнала, что он плакал, рассказывая, как немецкие солдаты до смерти забили его отца из-за спрятанной свиньи, которую тот не хотел им отдавать. Иногда он плакал, вспоминая своих детей. То, что солдат рассказывал про детей, можно было понять по тому, что он показывал, какого они роста. Один был совсем малюткой, другой доходил до стола, третий ростом с меня. Но чаще всего солдат плакал, говоря «будем хлеб».
В этот момент к нему подбегала мама, хлопала его по плечу и повторяла за ним «будем хлеб», показывая на кухню. Солдат обнимал маму, хвалил ее:
— Хорошая женщина, хорошая!
Они с мамой шли на кухню. Мама разжигала огонь в печи. Солдат улыбался и все повторял: «будем хлеб». Когда огонь разгорался, он шел к Кону и вел с ним бесконечные переговоры. Если была ночь, то долго стучал в дверь, пока Кон не открывал. Потом они спорили. Солдат ругался. Кон качал головой и корил его.
