Лети, майский жук! | страница 19
Я стала разглядывать Ангела. Сегодня на ней было шелковое платье в клеточку и такой же бант на голове. Я скорчила рожу и проблеяла: «Бэ-ээээ!!» Показала ей язык и отправилась вдоль забора. Ангел шла с другой стороны. Обычно она катила маленькую красную коляску. В коляске лежала черная кошка в кукольном платье и детской шапочке. Кошке этот наряд явно не нравился. Она недовольно мяукала и пыталась выпрыгнуть из коляски. Ангел прижимала кошку ко дну коляски, накрывала ее розовым шелковым одеяльцем и убаюкивала: «Нельзя, нельзя, дорогая! Будь послушной, дорогая! Ай-яй-яй!» Я не выдержала:
— У меня дома коляска еще красивее!
Ангел, улыбнувшись, подняла брови:
— Где же она? Покажи ее мне, свою красивую коляску!
— Тебе не покажу!
— Потому что у тебя ее нет!
— Нет, есть! — заплакала я.
— Нету, нету, нету! Ничего у тебя нет! Ничего! — уверенно произнесла Ангел и вновь придавила бедную кошку.
— Оставь кошку в покое, ты, дурища!
— Кошка моя! Тебя это не касается! А на кухне у меня еще две морские свинки, канарейки и белая мышь. А у моего дяди четыре собаки!
— У меня тоже есть!
Ангел все качала головой. Мы подошли к концу забора. Я еще раз скорчила гримасу: «Бэ-эээ!» — и покинула Ангела.
— Фуй! — раздалось мне вслед.
Я пробежала лужайку вдоль маленького ручейка и оказалась у другого соседского забора. Там, в проволочной изгороди, зияла большая дыра, через которую я и пролезала. Человек, возившийся каждое утро в соседнем саду, мне это разрешал. Его звали Вавра. Он был работником. Жил здесь один. Его хозяева уехали.
— На Запад, — сказал Вавра.
— Боятся русских?
Вавра кивнул.
— Ха-ха-ха! Они боятся и русских, и американцев, и французов. Они всех боятся!
Вавра задумчиво посмотрел в голубое небо и объяснил:
— Не без причины!
Потом указал на дом:
— Они отняли его у старого Гольдмана, Гольдмана-старшего. Отняли и сахарный завод. Все, что они имеют, отнято у евреев.
Вавра улыбнулся:
— А сейчас, поняв, что Гитлер проиграл войну, они перепугались. Боятся, что евреи вернутся и разобьют их тупые нацистские черепушки!
На что я заметила дрожащим голосом — мама мне строго-настрого запретила говорить об этом:
— Господин Вавра, евреи не вернутся. Их Гитлер упрятал в концлагеря. И всех погубил. Всех!
— Дитя! Дитя! Замолчи! — прошептал Вавра. — Не говори так! Дети не должны этого знать!
— Но я знаю! — настаивала я. — Потому что мой дядя — начальник в СС, служит в ставке фюрера. Когда он был у нас, то ссорился с мамой из-за евреев и сказал, что всех евреев загоняют в газовые камеры. «П-ф-ф-ф» — сделал он губами, когда это говорил.
