— Ваше пребывание на Гермиде продлится три дня. Ночью мы будем считывать из вашего мозга информацию для фондов библиотеки, а днем вы совершенно свободны, можете гулять по городу или отправиться в путешествие, заблудиться у нас невозможно, так что чувствуйте себя, как дома.
Силуянов не возражал. Узнав, что его в целости и сохранности доставят домой, он перестал беспокоиться за свою судьбу л только пожаловался профессору на состояние здоровья. Ван-дер Грааф подробно расспросил Севу о его ощущениях и сейчас же пригласил известного гермидского биолога Гей-Люссака. Минут десять они колдовали в соседней комнате над какой-то машиной, после чего профессор принес Севе блюдо квашеной капусты и стакан рассолу.
Ободренный Силуянов принялся за еду, он хотел было попросить и опохмелиться, но постеснялся. Вздремнув затем еще несколько часов, он, наконец, почувствовал себя лучше и ^ышел на улицу подышать воздухом.
Шагая по городу, Сева не обращал особого внимания на окружающее его великолепие, чтобы не уронить своего достоинства. Он был настолько горд и независим, что в земной жизни даже не здоровался с участковым, поэтому постарался теперь настроить себя критически и всех встречных награждал презрительным взглядом.
Между тем вечерело. В прохладных тихих скверах зажглись фонари, там приятно шумели и гуляли редкие прохожие. Севе скверы не понравились, как-то ненатурально они выглядели. Ему не попадалось ни одной сломанной скамейки, на них даже ничего не была нацарапано. Фонари горели над самой головой, их можно было не то что камнем — ногой достать, но ни одного разбитого не нашлось, а гермидяне ходили мимо, как будто их это не касалось. Возле фонтанов стояли маленькие раскладные креслица для отдыха, ну просто подходи, бери и уходи. “Равнодушие в людях”, — думал Сева. Ему стало тоскливо, и он отправился домой, то есть в библиотеку Вселенского Разума.
По пути он заглянул в сияющий голубой облицовкой общественный туалет и, уединившись, попытался с помощью карандашного огрызка оставить на стене лаконичный автограф. Силуянова ждало глубокое разочарование: карандаш крошился и рассыпался, не оставляя никакого следа. Сева так расстроился, что, забыв и об основной цели своего прихода, покинул негостеприимное заведение и отправился дальше…
Анализируя в эту ночь силуяновскую энцефалограмму, Профессор Ван-дер Грааф был сильно обеспокоен. Он немедленно связался с психологом Бойлем-Мариоттом и попросил его прилететь как можно скорее.
