Фиона откинула волосы назад, заправив непослушную прядь за ухо.
— Я хочу путешествовать, — сказала она мечтательно. — Побывать в Афинах или на Тибете… повидать хотя бы половину тех мест, о которых мы читали.
Она была права. Элиот и сам каждый день прокручивал в голове точно такие же фантазии. Он думал о том, как бы убежать из дома и оказаться далеко-далеко. Но куда они могли уйти? И — что гораздо важнее — как они могли воспротивиться воле бабушки?
Их с Фионой словно засунули в бутылку, заткнули пробкой, и они плыли в никуда на крошечном кораблике из бальсового дерева.
— Могло быть и хуже, — сказала Фиона и кивнула в сторону прохода между двумя домами. — Мы могли бы стать такими, как твой приятель.
Из тени торчали старые кроссовки без шнурков. Из дыр в подошвах выглядывали босые ступни.
— Он не мой приятель, — пробормотал Элиот. — Просто какой-то бедолага.
Фиона пошла быстрее.
К кроссовкам прилагались рваные джинсы и куча серых лохмотьев, которые, видимо, в лучшие времена составляли длинное пальто.
Этого старика Элиот и Фиона видели каждый день по пути на работу. Иногда он забивался куда-нибудь в угол, а иногда сидел в тени, как сегодня. Место он мог менять, но пахло от него всегда одинаково. Сардинами, потом и горелыми спичками.
Элиот замедлил шаг и остановился.
Старик, прищурившись, посмотрел на мальчика, и дубленая кожа его лица подернулась множеством смешливых морщинок, перемежающихся белыми шрамами. Он раздвинул губы в щербатой улыбке, наклонился и протянул руку, в которой сжимал бейсболку с эмблемой команды «Ангелы». На кусочке картона, вставленном в околыш, было написано «VET».[5]
Элиот поднял руку.
— Простите, но у меня…
Он не договорил. За спиной старика он увидел странной формы предмет. Это была скрипка.
Элиот почти ощутил звуковые волны, исходящие от нее, почти почувствовал привкус нот, сладкий и зыбкий. Музыка зазвучала у него в голове. Ему хотелось прикоснуться к скрипке — хотя он никогда в жизни не играл ни на одном инструменте.
Старик проследил за взглядом Элиота и улыбнулся еще шире. Стали видны его желтые зубы, подернутые слюной.
Он взял скрипку, положил себе на колени и провел большим пальцем по грифу. Будто от этого мог быть толк. На скрипке не было ни струны.
Музыка в голове у Элиота умолкла.
Он отдал бы все, чтобы услышать, как играет старик.
Нищий перестал улыбаться и положил поверх скрипки свою бейсболку.
Элиот прикусил губу, открыл пакет с ланчем и выудил со дна две монеты.
