— Вот черт!
Изабелла услышала тихий голос Мака, но не повернулась. Она не могла оторваться от созерцания холстов, которые, словно божественные лики, излучали свет.
На одной картине было изображено ее лицо, шея, грудь. Поднятые в высокую прическу волосы были украшены желтыми розами, как тогда на балу у лорда Аберкромби. На другом полотне она, обнаженная, сидела на полу, вытянув ноги, волосы почти скрывали ее лицо. На третьем холсте она спала, положив под голову руку, по обнаженному телу струились рыжие волосы.
— Я не позировала, — не поворачиваясь, сказала Изабелла.
— Да, — Мак прикрыл дверь, — я писал по памяти.
Картины были выполнены в приглушенных тонах, и только характерные для Мака мазки красного и коричневого цвета выделялись яркими цветовыми пятнами. Женщина на этих картинах жила и дышала, была настоящей. Это была Изабелла.
— Когда?
— В Лондоне, до того, как сгорел мой дом.
— Три картины за неделю?
— На меня нашло вдохновение. — В голосе Мака послышалось напряжение. — И потом, они еще не закончены.
Изабелла наконец повернулась, чтобы посмотреть на Мака. Он по-прежнему стоял у двери. Обаятельный, улыбчивый мужчина, который так решительно ухаживал за ней последние несколько недель, куда-то пропал. Сейчас перед ней стоял хмурый Мак, которого она видела после того, как они расстались. Человек, который отказался от выпивки и от своей претендующей на понимание искусства компании и жил отшельником в Килморгане или в своем доме в Лондоне и никуда не высовывался.
— Надеюсь, они не предназначены для пари, которое ты заключил? Ну, насчет картин эротического характера?
— О Господи, ну конечно, нет! — возмутился Мак. — Ты думаешь, я позволю таким типам, как Данстан и Мэннинг, пялить свои похотливые взгляды на мою жену? Если ты так думаешь, значит, совсем не знаешь меня, Изабелла.
На самом деле она так не думала, но за последние три года Мак сильно изменился, поэтому Изабелла ни в чем не была уверена.
— А разве я когда-нибудь знала тебя по-настоящему?
— Я думал, знала. Когда-то. — Мак подошел к картинам. — Я уничтожу их.
— Ты не сделаешь этого. — Изабелла встала перед картинами, словно защищая их. — Они прекрасны.
— Ты счастлива, что твой живущий отдельно муж нарисовал твое обнаженное тело? — удивленно поднял брови Мак. — Может быть, для того, чтобы вглядываться в то, что ему не принадлежит?
— Так ты для этого их написал?
— Нет. — Мак беспокойным движением провел рукой по волосам. — Или да. Я не знаю. Я должен был написать их. Они рвались из меня на волю. Но теперь эти картины уже не важны. Я прикажу Беллами сжечь их.
