Чётко регламентирована была вся жизнь и каждый день: строящиеся по утрам колонны со знамёнами и песнями шли по улицам на работу, после которой так же организованно отправлялись на ближайшую стройку, ежедневный субботник или изучение идей чучхе. Буквально каждый клочок земли был возделан, посевы и огороды занимали даже откосы вдоль дорог и городские дворы. Партия поставила задачу снимать по три урожая в год, и в землю сыпалось такое количество минеральных удобрений, что овощи на вкус отдавали селитрой. Рядовой кореец был рад и такому весьма скромному пайку: еженедельно выдавалась порция риса и овощей, иногда разнообразившихся крохотным кусочком рыбы. Компенсируя недостаток продовольствия, повсюду предлагалось спиртное – выставлявшаяся в столовых графинами и в разлив разнообразная водка: рисовая, кукурузная и плодовая, правда, весьма слабая и отдававшая самогоном, и довольно добротное пиво, подносившееся объемистыми кружками, предлагаемыми без ограничений и без карточек.
Результаты доведённого до предела равноправия были наглядны и очевидны: улицы заполняли люди в одинаковых тёмных сатиновых шароварах, светлых блузах и матерчатых тапочках. Наряд мало менялся и зимой, дополняясь лишь лёгкой ветровкой или нечасто встречавшейся ватной фуфайкой и галошами, говорившими о заслугах обладателя. Население, из сознательности, старалось не загружать общественный транспорт и предпочитало передвигаться пешком. Преимуществом корейского образа жизни было почти полное отсутствие воровства – появление новой вещи тут же замечалось, и если что-то и можно было украсть, то разве что еду, которую тут же можно было съесть. В стране вообще официально отсутствовала преступность и, по словам переводчика, не было тюрем. Зато в каждой семье и общественных местах имелись телевизоры, взахлеб показывавшие успехи, энтузиазм и общий подъём в стране.
Преимущества идей чучхе должны были ощущаться во всём: в столице был сооружён огромный стадион, грандиозные парки и первоклассные дороги, по которым можно было нестись по городу со стокилометровой скоростью, а движение регулировали вместо светофоров исключительно красивые девушки в форме, как объяснялось, «из экономии и для украшения города». Тут же красовался колоссальный 170-метровый обелиск с вершиной красного стекла, воздвигнутый в честь идей чучхе. Повод, перед лицом которого необходимо было демонстрировать подобную сплочённость, был, что называется, под рукой – Южная Корея, при поддержке американских империалистов вынашивавшая коварные планы против социалистической «Страны Утреней Свежести». Пропаганда КНДР с утра до вечера не уставала повторять об ужасах, царящих на юге, за 38-й параллелью: жители социалистической Кореи искренне верили в терзающие тамошнее население повальную нищету, голод и бесправие, избавить народ от которых – их братский долг (в том, что в 1950 году попытка направить Южную Корею на путь истинный уже предпринималась, старались не вспоминать, именуя ту войну «агрессией империалистов и их марионеток»). Сама граница между двумя странами официально не признавалась, именуясь «линией фронта» (любопытным образом и на советских картах, и в географических атласах вплоть до последних годов, вопреки очевидному, Корея тоже изображалась единым государством, столицей которого являлся Пхеньян). Южным корейцам было на что равняться: как-никак, ещё в 1959 году Ким ИР Сен объявил о «полной победе чучхейского социализма» и вознамерился вести народ прямиком к коммунизму.
