Затем мимо Матвея с развязной грацией прошествовала вторая — закутанная в махровую простыню, однако на каблуках. Светлые, плохо прокрашенные волосы похабно свисали на красивое лицо. Голые, на вид мраморно-гладкие, ноги как будто светились.
— Наташка! — хрипло выкрикнул Никитин, провернув пьяными зрачками. — Что за песни ты нам тут завела? Под такие звуки только людей казнить!
— Сейчас самая модная музыка, — мелодичным голосом отозвалась длинноногая в простыне. — Наркоманская. Вся Европа слушает.
— Но мы ж не наркоманы, — возразил Никитин и подмигнул Матвею. — Кактус! Слышишь, Кактус! Скажи, мы разве наркоманы?
В полутемной глубине помещения обозначился маленький, узкоплечий, наголо бритый человек с жестоким, бедным на мимику лицом аскета, в круглых очках а-ля Джон Леннон. Этот тоже был в банном халате.
— Мы не наркоманы, — ответил он сипловатым, как бы жестяным, голосом. — Какие же мы наркоманы? Мы просто кайфовые парняги. Час в радость, Матвей.
— Сколько раз повторялось, — неожиданно проревел Никитин, — что в моем присутствии уголовный жаргон не употребляется! Хочешь базарить по фене — иди на воздух…
— И то правда, — сразу ответил Кактус. — Здесь дышать нечем. Пойду я проветрюсь. А ты, Матвей, проходи, располагайся. Наталья, сделай гостю кофе. Я скоро.
Не посмотрев на Матвея, до сих пор стоявшего на пороге, маленький очкарик ловко, боком протиснулся мимо него и вышел на крыльцо.
Как быстро приобретаются людьми хамские привычки! — подумал Матвей с сильнейшим вдруг раздражением. Почему они так со мной обращаются? Да, я должен деньги, да, не отдаю, как обещал. Да, неправ. Да, плохо поступаю. Но зачем срочно вызывать для важного разговора, а приехал — и что вижу? Многотрудную пьянку, шлюх, а ко мне относятся так, словно я случайно на огонек забежал…
Отвращение было так велико, что, если бы у Матвея в кармане лежал пистолет, он бы, не задумываясь, разрядил бы его в присутствующих. Но не имел он пистолета; не его стиль; потому, очевидно, и жив до сих пор…
А ведь я тебя, Никитин, помню совсем другим человеком. Быстрым, точным, осторожным. Худым и нервным. Корректным и приятным. Что сделало тебя, Никитин, свиноподобным мордоворотом? Деньги? Бог? Судьба? Или ты сам себя таким сделал?
— Чего набычился, дружище? — спросил Никитин и вдруг улыбнулся обаятельно и абсолютно трезво.
Матвей вспомнил предвыборный плакат: та же улыбка, тот же сокрушающе твердый взгляд; харизма сильно проявлена в серых зрачках и благородных морщинах красивого лба.
