Альберт оторвал ладонь от руля, обтянутого кожей, и помахал соседу, выезжавшему из своего гаража. Вечер был столь же мил и любезен, как муж Кораль Арсе. Вот только, пожалуй, чуть душноват для начала марта.
Карлос был бодр, ему очень хотелось поговорить. Он стал в подробностях рассказывать супруге, сколько денег предполагает в ближайшее время инвестировать в обновление программного обеспечения своей компании.
Кораль почти не слушала его. От мужа исходил аромат одеколона «Армани», который она подарила ему на последний день рождения. Ей казалось, что Карлосу никогда не бывает скучно. Судя по всему, он был рожден именно ради такой жизни. Для него высшим счастьем было вернуться домой после напряженного рабочего дня и увидеть жену, детей, уютный, хорошо обставленный дом, сесть за стол, уже накрытый к ужину, и немного пообщаться с близкими. Детям уже следовало ложиться спать, естественно пожелав папе спокойной ночи.
Вот только Нико никогда и никого не ждал. Жизнь родителей его абсолютно не интересовала. Ему не было никакого дела до того, когда они уходят и возвращаются домой. Все, что от него требовали, он выполнял беспрекословно, с какой-то безвольной послушностью. Сын всегда ложился вовремя, без лишних напоминаний.
Перед сном мальчик обязательно читал книги, которые мать покупала ему в торговом центре или же приносила из библиотеки. Без настойчивых расспросов сам он никогда не заговаривал о прочитанном. Если же из него и удавалось вытащить клещами несколько фраз, то характеристики, которые сын давал героям романов, порой приводили Кораль в ужас. Так, с точки зрения Николаса, Одиссей был всего лишь хитрым типом себе на уме, а Гамлет — тронутым парнем, которому мерещатся привидения. Как-то так получилось, что они, не сговариваясь, перестали затрагивать тему литературы в своих коротких скупых разговорах. Нико молча прочитывал то, что ему приносили, и оставлял библиотечные книги в гостиной — всегда вовремя, не задерживая даже самые толстые тома ни на день.
Кораль Арсе, погруженная в свои размышления и уверенная в том, что делиться ими ни с кем не придется, даже смогла выстроить кое-какие умозаключения по поводу Николаса, в какой-то мере обнадеживающие. Разумеется, она не могла признать, что к двенадцати годам сердце ее сына успело покрыться коркой льда. Кораль, чуть лукавя перед собой, представляла его в образе хрупкого и ранимого создания. Лишь чрезмерная деликатность и робость не позволяли сыну продемонстрировать окружающим свою привязанность и необходимость в их помощи. Кораль не хватало сил сказать себе, что Николас все больше отдаляется от нее и других членов семьи. Это бегство в себя началось, когда ему не было еще и десяти лет. За это время он успел уйти так далеко, что теперь представал перед родителями лишь едва различимой точкой на горизонте.
