— Я не стала бы механически заносить его в графу сверходаренных. — Элене удалось вложить в этот термин некоторую долю иронии. — Слишком уж холодная и бездушная получается этикетка, не имеющая ничего общего ни с самим человеком, ни с его проблемами. Да и вообще не по душе мне все эти рейтинги. Ощущение такое, словно пытаешься зашифровать человеческую душу и разум горсткой цифр. Ну как, спрашивается, можно измерить эмоциональное напряжение, например, у того же Николаса? Совершенно очевидно, что высокие интеллектуальные показатели лишь прикрывают его душевную ранимость и скованность.
Хулио не без труда подавил в себе желание немедленно встать и попрощаться. Вежливость и профессионализм требовали от него поговорить с бывшей ученицей хотя бы еще немного.
— Ну, в конце концов, любые тесты выявляют и измеряют лишь то, что они призваны показать, и не более. Хуже, когда по ним пытаются высчитать то, для чего они не предназначены.
— Да, это, безусловно, так. Впрочем, как вы, наверное, уже успели заметить, психометрия мне не слишком по душе.
— В общем-то я с тобой согласен. Тесты — не панацея. Вот только зачем ты тогда проводишь коллективное тестирование?
Элена только нервно улыбнулась и вздохнула.
— Такова политика колледжа. Они здесь все помешались на цифрах и рейтингах. Это, наверное, одно из проявлений царящего здесь духа… даже не знаю, как это выразить.
— Элитарности.
Элена изумленно вскинула брови и вежливо, но чуть растерянно улыбнулась.
— Я не стала бы употреблять столь жесткий термин, ограничилась бы тем, что нравы здесь строгие. Ребят стараются стричь под одну гребенку. Впрочем, можете называть это так, как считаете нужным.
— Будешь с ним и дальше работать?
Несколько секунд Элена молчала, затем ответила:
— Я собиралась, но потом решила отказаться от этой затеи. Понимаете, Николасу явно были не по душе наши встречи. Разговаривать со мной о своих проблемах он не хотел, и я, если честно, с уважением отнеслась к его выбору. Невозможно помочь тому, кто этого не хочет. Он знает, что я здесь, всегда в его распоряжении. Уверяю вас, он прекрасно осведомлен об этом. Мы встречаемся с ним чуть ли не каждый день, но мальчишка делает вид, что не замечает меня. Мне кажется, что за своей игровой приставкой он просто прячется от окружающего мира.
— Между прочим, это не игрушка, а шахматный компьютер, — поправил ее Хулио.
— Какая разница! По мне, так это еще хуже. Господи, ребенок только и делает, что играет в шахматы. Что же это за самоограничение такое, что за наказание, наложенное на самого себя?
