Сборник стихов | страница 23



В заскорузлой земле,
Под серым снегом
Спят в беспамятстве
Золотые цветы и травы.
Божий голос, задохнувшийся
в каждом сердце,
Оживает навстречу тому,
кто умеет слышать.
В двух шагах от Москвы
Над оврагом стоял ее домик.
Было видно со станции всю ночь,
Как светит окошко.
И он всё ветшал,
И тело ее вконец обветшало,
И она рассталась с ними без сожаленья.
Много лет прошло с тех пор,
Но когда в Москве и под Москвою
Поднимаются травы —
Я знаю, она рядом.
А еще,
Когда приходит на сердце песня,
Что она мне пела однажды,
Проходя через поле на закате.
Эта песня о том,
Как Христос повстречал самарянку,
Принял от нее глоток воды студеной,
Отворил ей колодец с живой водою.

Ответ В. Д. Бонч-Бруевичу

на его вопрос к русским сектантам:
«В чем отличие вашей веры
от учения господствующей церкви,
а также от прочих направлений и сект?»
Мы не из тех,
Кто, Библию читая,
Снимает с полки тяжкий фолиант,
Узорные застежки размыкает,
И в тишине,
С размеренным благоговеньем
Путь долгий от стиха к стиху превозмогает.
Нет, мы не из тех,
Кто воду пьет коленопреклоненно,
Руками черпает за горстью горсть,
Чтоб жажду утолить.
Но мы —
Бросаясь ниц и распростершись на земле,
Лакаем Слово из пылающей реки —
И небо распустилось, как знамена
Над храбрыми из храбрых Гедеона.
Веди, о Господи, свои полки!

Человек из Цзоу

Старый человек,
Начальник округа Цзоу,
Овдовел,
Остался один на свете.
Стала жизнь печальной-печальной.
И задумал он жениться вновь,
И соседей
Попросил отдать за него их дочку —
Как расцветшая яблонька молодую.
Смущены были родители невесты.
Не решились отказать ему сами,
Обратились они к старейшинам
за советом.
Отвечали им старейшины царства Лу:
– Если старый возьмет молодую в жены,
Суждено непременно ей быть вдовою.
Округ Цзоу – ничтожный округ,
Тяжело придется вдове и сиротам.
И увидят светлые духи предков,
Что, безвинные, они страдают.
Ведь не царь он и не князь,
Человек из Цзоу!
Не по чину ему такая женитьба.
Но прекрасная как яблоня девица
Так отцу и матери сказала:
– Если бы голодный
Просил у нас хлеба,
Если бы зимою
Остался он без одежды, —
Каждый отломил бы
От куска своего половину,
Каждый своей одеждой
С ним бы поделился.
Но никто не может
Свою радость отдать другому,
Если душу и тело,
И всей жизни отмеренный срок
Не разделит с ним безвозвратно.
Мы могли бы глаза зажмурить,
Когда он пойдет мимо нашего дома.
Мы могли бы заткнуть уши,
Когда станет он в наши ворота стучаться.
Но у сердца нет глаз и ушей —
Как закрыть их сумею?
И не знаю, есть ли граница у сердца —
Где же поставлю ворота?