Он, засыпая, видит сны. Но в этих снах
Не видит он садов Иерусалима.
Он видит самолет.
Один и тот же
В московском небе странный самолет.
Он смотрит на него из-под руки,
С земли,
И различает очень четко
На крыльях свастику —
Молоха страшный знак —
И летчика, сидящего в кабине.
Он взглядом набирает высоту
И вздрагивает:
Сквозь стекло кабины
Он видит самого себя.
И вот уже он сам
Летит и видит, как под ним ползет
От самолета тень,
И на глазах чернеет
И искривляется – и свастикой когтистой
Впивается в дома и в переулки,
В пути трамвайные и в станции метро.
Царя Манассии грехи свинцовой тучей
Летят над обомлевшею Москвою,
И показалась площадь Трех вокзалов...
И он уже опять стоит внизу
И смотрит вверх с трамвайной остановки,
И на него ложится эта тень.
И понимает он: еще секунда —
И люк откроется,
И всё, что силы ада
Изобрели, чтобы с небес на землю
Обрушивались ненависть и смерть,
Оттуда упадет...
На страшный крик его
Соседи за стеной проснутся,
Мать заплачет,
Отец – в который раз! —
Проговорит:
– Лечить его, лечить! А то мы все
Окажемся в дурдоме вместе с ним. —
И, пригоршню таблеток проглотив,
Забудется под тяжкий стук в висках.
А он опять идет в свое метро
Превозмогать недобрую реальность,
Навязанную неизвестно кем,
Но всеми принятую безраздельно.
Какое множество людей!
Он любит
Смотреть им в лица, поднимаясь вверх
По эскалатору, когда они,
Смиренны, бесконечно терпеливы,
Спускаются под каменные своды.
И в длинных переходах на «кольце»
Смотреть им в спины,
Словно перед ним
Измученных овец большое стадо,
А он – пастух
И гонит их куда-то.
И кажется, что каменное небо,
Которое рукой потрогать можно
И от которого никто не ждет
Каких-то там чудес и откровений,
Им во сто крат понятней и родней
Бездонной выси,
К вечности зовущей.
Да что с них взять, когда они в могилах
Родятся и живут,
И кроме смерти —
Хоть расшибись – ничто не светит им!
Но каждый раз, когда он едет вниз
И смотрит на соседний эскалатор,
Он видит, как они,
Пускай невольно,
Вверх обращают лица —
И на миг
Невнятной озаряются надеждой.
О, если бы он мог им прокричать,
Что там, над этим городом, где сроки
Они мотают в ожиданье смерти,
Есть Град Живых!..
Но он же никогда
И сам его не видел...
Целый день
Он ездит по «кольцу»,
Потом на Юго-Запад,
Потом домой обратно,
По прямой.
– Ты на Дзержинке сходишь?
Если нет —
Садись, не стой в проходе.
Он садится.
И женщина, которую в тот день
Он видел на Преображенке возле церкви,
Сидит напротив
И ему в глаза
Так смотрит, словно требует чего-то.
