Девочка, которая любила Ницше, или как философствовать вагиной | страница 90



— Вот… вот… — карандаш тычет в словцо, тело как-то очень ловко перетекает, открывая полный доступ. Однако. А молочница-то опытна в застольных утехах!

Дальше должен быть лифчик. Должен. Но его нет. Дойки свешиваются тяжелым, упругим грузом. А что, есть некая приятность в ощупывании вторичных признаков матери-природы. Интересно, а что ощущает мужик, ощупывая чужой член? Нормально ориентированный, гетеросексуальный? Любопытство? Чувство глубокого отвращения? Зависти? Или мы сами что-то не замечаем в нас? Что банальнее собственного пола? Наверное, только дети со столь невинным жаром способны исследовать собственные тела, но взрослые, прискученные и пресыщенные, вполне равнодушны к личной телесности.

Леночка краснеет. Румянец захватывает щеки, а дальше пожар охватывает уши, шею, проникает за вырез блузки. Что она такое? Из той породы устриц, чья скорлупа выглядит ничтожной и слишком уж скорлупой, за которой не угадывается скрытые доброта и сила, и самые драгоценные лакомства не находят лакомок?

Почему же так? Что ищут руки там такого, чего лишено тело, которому они принадлежат? Почему дух не воспаряет в эмпиреи в мрачной торжественности мумифицированной мудрости, запечатленной и запечатанной на страницах фолиантов, своим суровым видом отпугивающих самою жизнь. Да и имеют ли они какое-то отношение к жизни?! А что есть жизнь? Вот это податливое, мягкое, прижимающееся тело, на все согласное, лишь бы вновь и вновь испытывать приторную боль желания, бьющегося о границы приличия, долга, воспитания… Заниматься петтингом в храме науки? Мастурбировать на виду у Гегеля? Тискать грудь лаборантки под приглушенное рокотание благородного Смольняка-Питерского?

Возбуждаюсь. Сжимаю ноги. Черт побери длинные юбки, колготки и осень!

— Так что за слово? — от прилива чувств неожиданно говорю громко. Слабое эхо прокатывается под высоким сводом, где с каждым разом все больше сгущается сумрак убывающего дня.

И на пороге столь необычного кончалова прорезается барион благородного Смольняка-Питерского:

— Вы, уажаемые коллеги, пока еще не представляете себе, что такое мысль! Многие люди думают, что они мыслят, но они просто не знают, что такое мысль. Если бы они познали, что это такое, они бы оставили все земные наслаждения. Нет ничего более острого, яркого, светлого, прекрасного, чем мысль! Наркотический опыт, эротический опыт, какие-то ещё формы — они блекнут по сравнению с таинством рождения и созревания мысли! Нет ничего более интенсивного, детективного, напряжённого, рискованного, потрясающего, чем процесс мышления. Но большинство людей даже не представляют себе, что это такое.