— Мы-мы-мы-мы… blyad' … как-как-как… жжжены декабристов… японда-бихер! — от культорологического шока Танька переходит на народную речь.
— Эге-гей!!! — орет Адам и машет прохожим. Из под колес разлетаются куры и поросята.
Покосившиеся столбы с оборванными проводами намекают на отсутствие электричества. Парадиз еще только в предвкушении первородного греха. А вот и доказательство — на лавочке перед халупой распологается юная парочка и ничтоже смущаясь вкушает прелести совокупления на свежем воздухе. Девочка задумчиво разглядывает наш трах-тор и грызет сэмэчки, а мальчик с румянцем во всю щеку трудится над ее белым щедрым задом. Звуков не слышно, но ощущается полная гармония.
— Г-г-г-ань-КА, — поясняет Адам, переквалифицировавшись заодно в гида, — и-и-и Пе-пе-пе-ть-КА! Эге-гей!
Петька замирает, увидев нас. Аплодируем, подбадриваем. Анька поворачивается, что-то говорит партнеру, и тот возобновляет поршнеобразные движения.
Адам разряжается неимоверно длинной для его дефектов фикции речи, брызгает слюной и выкрикивает окончания. Приблизительная дешифровка позволяет догадаться, что мамка Аньки зря переживала, что ее девка останется целой. Короче говоря, и на такую козу нашелся свой ебарь.
Переглядываемся. Делаем вывод, что в здешней местности девственность — порок. Нижние Услады все больше нравятся.
— И часто у вас так на улице любовью занимаются? — интересуется Танька.
— Ш-ш-ш-ТО? — не понимает Адам.
— Ну, то, — кивает назад. — Часто?
— А-а-а, о-о-о-нни ч-ч-ч-а-а-а-СТО!
— А другие?
— Ш-ш-ш-ТО?
— Любовью… тьфу, yebut'sya?
Адам смотрит на Таньку с изумлением.
— Ц-ц-ц-ц-ел-КА?!
— Нет, не целка, — успокаиваю самоеда. — Просто хочет вот так же — на лавочке при честном народе…
— ВИКА!!!
— П-п-п-еть-КА з-з-з-а-а-а-НЯ-т.
— У вас только Петька боец сексуального фронта?
Адам не понимает интелихентских заворотов. Перевожу:
— У вас только Петька девок дерет? А ты сам-то как?
Адам смущается:
— Я-я-я-я б-б-б-оль-ШЭ к-к-к-о-о-о-ров лю-лю-лю-БЛЯ!
Перед мысленным взором возникает феерическая картина: пастораль, коровки на лугу и наш Адам в роли быка-производителя. А вокруг с гиканьем и мычанием носятся шустрые минотаврики в драных штанишках.
— З-з-з-десь, — указует Адам. — М-м-м-м-ОЙ д-д-д-ОМ.
Сгружаемся, располагаемся на лавочке. Сэмэчек нет, поэтому закуриваем.
— Странно, — говорит Танька, — такое впечатление, словно уже вечность скитаемся…
— И домой не тянет?
— Нет. Не тянет. И рисовать не хочется.
— Зря. Здесь кладезь сюжетов. Ведь мы как себе представляем деревенскую жизнь? Бескрайние поля колосящейся пшеницы. Румяные дебелые крестьянки с могучими вымями. Крынки молока. Коровки. Ну, в крайнем случае, пьяненький дедок с георгием на груди… А что есть на самом деле? Один Петька с Анкой чего стоят. Легендарные личности! Вообще, истинная суть искусства в том, чтобы скрывать от человека нечто гораздо более важное. Книги пишутся для того, чтобы скрыть то, что таишь в себе. Всякая философия скрывает в свою очередь некую философию. Всякое мнение — некое убежище, всякое слово — некую маску…
