Ежусь, растираю предплечья, подхожу к щелястым, как pizda проститутки, воротам, прикрывающим вход в амбар, смотрю на свет божий. Классическая пастораль — речка, деревца, жухлая трава в инее, неподвижные фигуры трех рыбаков, медитирующих над поплавками, слабый костерок и жбан с чем-то съедобным.
Танька прижимается сзади:
— Выйдем?
— Придется. Не зимовать же здесь. Одичаем.
— А они… они нас не изнасилуют?
— Помечтай о чем-нибудь другом, — советую. — Мужик, который на ночь глядя поперся в холод и дождь от теплой постели и бабы, на нас даже и не взглянет. Мы же не русалки.
— И не ставридки… Но ты — первая.
— Ладно.
— Давай сеном прикроемся?
— Тогда нас точно за сумасшедших примут. А чокнутые бабы вряд ли вызовут сочувствие в суровых рыбацких сердцах.
— А голые бабы вызовут сочувствие в суровых рыбацких сердцах?
— Вот и проверим…
Выхожу. Храбрюсь, конечно, хотя и боязно. Но в нашем однополом дуэте ваша покорная слуга — за мужика, поэтому сексуальная роль обязывает. Ступаю осторожно. Прежде всего к кострецу. Приседаю, протягиваю руки. Тишина. Покой. Оборачиваюсь. Танька машет рукой — давай, давай! Кому вот только давать? Мужики продолжают пялиться в вялую воду. Примечаю палатку.
— Привет! — решаюсь и встаю, прелести напоказ — шоковая терапия. — Как поклев?
Фигуры шевелятся, крайний оборачивается, рассматривает через очки-моноблоки. Ожидаю матерного восклицания, но рыбак добивает образованностью:
— О! Лолита!
Двое других нехотя полуоборачиваются. Танька, посчитав, что знакомство закончилось, выдвигает засечные полки, стыдливо держась за сиськи.
— О! — продолжает рыбак-набоковед. — А это кто?
— Мать Лолиты, — нагло заявляет Танька. Страх города берет.
— Хорошо хоть не бабушка, — ворчит средний и возвращается в исходное положение.
— Ваши вещички в палатке, — кивает очкастый. Второй крайний молча изучает нашу анатомию. — Если хотите, то можете супец похлебать, он еще теплый.
— Такое впечатление, что из этого амбара каждое утро по несколько голых баб выходит, — шепчет Танька.
— А ты разве не знала? — шепчу в ответ. — Это наш тайный розовый приют. Мы здесь постоянно оргии устраиваем. Вот голубые и привыкли.
— Кто — мы?
— Лесбиянки.
— А они, значит, — голубые?
— Ну не пидорами же их называть…
Вещички действительно наши. Облачается.
— Что-нибудь понимаешь? — вопрос риторический. Для Таньки все еще в новинку — дорожные приключения, однополый секс, рыбалка.
— Нет.
Выходят. Нет, выползают.
Садимся у костерка, подбрасываем веточки, опасливо молчим. Набоковед выползает из тины, стряхивается:
