Я почувствовал острую потребность заскулить. Тихо, жалостливо, как заблудившаяся Каштанка, в надежде, что добрая рука меня приласкает и утешит. Не утешили и не приласкали. Пузан, с видом знатока и гурмана обозревавший шествие, без излишних эмоций поторопил меня.
— Ну, подымайсь, болезный. Не барин вылеживаться.
Потребовалось время сообразить чего он хочет. Смысл сказанного с великим трудом пробился в отупевший от страха разум.
— Вставай!? Ноги где? — я пнул культей простыню, надеясь увильнуть от вливания в общий строй.
— Ах, да, — спохватился пузан и по-разбойничьи звонко свистнул.
Откромсанные гильотиной члены пришлепали, бодро отбивая такт.
Раз! Два! Левой!
Раз! Два! Правой!
Шли солдаты на войну!
— А, ну веселей, — подзадорил их пузан, захлопав в ладоши. — Мыла Маша ножки белые в пруду!
Ноги, переступая с пятки на носок, пошли русскую плясовую.
— Ать! Ать! Ать! — хлопал пузан в такт. — Не плошай, молодцы!
Ободряемые хлопками "молодцы" не плошали. Пыль поднялась столбом, как от кавалерийского эскадрона. Не знаю, где они выучились выделывать кренделя, но среди скромных талантов их бывшего хозяина, мастерство взбрыкивать голеностопом и трясти мудями не значилось как таковое.
Натешившись, до умильной слезы, пузан призвал разохотившийся до пляса кордебалет к порядку.
— Побаловались и будя! Давайте на место!
Ноги, стриганув антраша, исполнили команду.
— Это что? — возмутился я. Мои вновь обретенные конечности перепутали правое с левым.
Пузан довольно хихикнул.
— Озоруют, канальи.
— Ничего себе озоруют! — взорвался я негодованием и… проснулся.
Проснувшись, полежал. Хорошо! Возвращаясь к реальной жизни окончательно, задорно проорал, имитируя сип длинноногой певицы.
— Отпустите меня в Гималаи, отпустите меня насовсем!*
Тот час клацнуло окошко на двери, и появилась опухшая морда караульного. Луч света в темном царстве, да и только!
— Человек, шампанского в номер! — надрывался я. — Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро!*…
— Пасть закрой, — изрекла морда, краснея от профессионального негодования.
— Тогда пивка! — примирительно попросил я.
— Геройствуешь? Ну-ну… Гляди, герой пучеглазый, кабы в козлятник не спровадили?
Я расценил угрозу как не состоятельную. Нету у морды полномочий бросать героя в козлятник.
— Пошел ты, — вяло ответил я служителю замка и решетки, подозревая не скорый выход из комфортабельного узилища.
— Заткни хлеборезку и лежи тихо. Пока лежится, — высказали мне пожелание их святейшество вертухай.
