Жители весницы — сплошь светлоглазые и светловолосые — сразу же примечали в нем чужака. Суровые отцы, заприметив оценивающие взгляды дочерей, хмуро грозили им пальцами, а пареньки нервно покусывали губы. Оно и ясно: друг перед другом бахвалиться можно сколько угодно, а как дойдет до дела… Нет, никому не хотелось связываться с чужаком: вон у него какие кулаки огромные, побольше, небось, чем у Васьки — кузнецова сына, и рукоять меча из-под полы плаща выглядывает… Да и повода пока нет. Вот ежели он начнет на ихних девок заглядываться, то тогда можно и всем сразу, по справедливости.
Какой-то маленький воришка, воспользовавшись ложной задумчивостью путника, попытался стащить его тощий кошель, но был пойман за шкирку тяжелой рукой, и тут же жалобно захныкал.
Дарен вздохнул и, пожалев мальчишку, отпустил, пригрозив, что в следующий раз отлупит по заду.
После этой сцены молодые мамы уже не пускали своих детищ к "злобному мерцернрию", да только что возьмешь с детей? Любопытство в них заложено с рождения, а потому, несмотря на все родительские запреты, они, под прикрытием сумерек, соревнуясь в храбрости, подскакивали к путнику, а потом стремглав бежали прочь, обратно, чтобы потом рассказывать, "как мерцернарий их чуть не поймал", "а глазищи, глазищи-то у него так и светятся!".
Девушки постарше, глядя на младших братьев и сестер, тоже стали привлекать внимание заезжего наемника: брали маленькие зеркальца, ловили отблеск свечи и посылали зайчиков-светлячков. Часто зайчик одной красавицы сталкивался со светлячком соседки через улицу, и тогда девушки, недовольно хмурясь, убирали зеркала, потому как — нехорошая примета… А уж потом можно будет и подговорить братишку крысу дохлую подложить в горницу сопернице.
В общем, Дарен был безмерно счастлив, когда, наконец, добрался до гостильни, передал коня на попечение мальчишки и, вручив тому медьку, оказался под прикрытием стен от назойливого внимания.
Гостильня была забита чуть ли не под завязку, и одно свободное место нашлось лишь у стены, да и то лишь потому, что половину дубового стола занимал дрыхнувший пьяница, уронивший русоволосую голову в салат. Но выбирать не приходилось, а потому Дарен направился именно туда, неприязненно сморщившись, отчего опять дернуло шрам, протянувшийся поперек левой брови. Он машинально коснулся его рукой и заодно заправил прядь полос, выбившуюся из-под ремешка на голове.
Через волну к нему подскочила бойкая разносчица и, приняв заказ, умчалась дальше, а путник, ожидая ужина, прислушался к громкому разговору за соседним столом. Яблоневая бира уже развязала языки спорщикам, и те, через каждые несколько пылинок нетерпеливо перебивали друг друга, стремились что-то доказать, добавляя себе убедительности ударами кулаков и кружек по столу.
