Слюна стекала изо рта на руку, совсем как у пьяного Дзе, трубочка валялась в грязи и молодая курочка пыталась склевать с нее нечто съедобное. О вяло отогнал птицу, обтер мундштук и жадно затянулся остатками холодного дыма. Старуха все так же сидела к нему спиной и не шевелилась.
- Бабушка... эй, бабушка..., - тихо просипел трактирщик, но ведьма не двигалась, как каменное изваяние.
В который раз за этот день О стало страшно. Больше всего ему хотелось встать и уйти, а точнее - побежать отсюда и никогда не возвращаться, но в ногах и в теле не было и капли силы - он совсем перестал их ощущать, будто бы превратился в бестелесного ками и еще не научился двигаться одним усилием воли. О наклонился вперед, упал на руки и на четвереньках подобрался к старухе.
Он поначалу не касался ее, а только прислушивался, стараясь уловить дыхание, но возможно шум ветра в кронах деревьев мешал ему, и трактирщик тогда тронул ведьму за плечо и легонько потряс. Этого оказалось достаточно, чтобы глиняное изваяние, облаченное в ветхую одежду, опрокинулось на спину, подставляя небу грубо вылепленное безглазое лицо с воткнутой в еле намеченный рот трубочкой, из которой еще вился табачный дымок. Потом по глине пошли многочисленные трещины, жуткая маска ввалилась внутрь, фигура опала, пожелтела, и вот уже ветер гоняет по двору легкий песок, а О продолжает сжимать в сведенной судорогой руке старушечье серое платье.
Наглая курочка клюнула его палец, и О завыл. Теперь это был даже не страх и не ужас. Это был просто вой - он рвался наружу, разрывая грудь и горло, отталкиваясь от языка большими когтистыми лапами, раздирая рот, протискиваясь сквозь зубы, и взлетал к сумрачному небу, роняя на землю мелкие капельки крови. Теперь пришла очередь О опасть, сдуться, только не глиной, а большим и неуклюжим мешком с костями. А когда сквозь ночь проклюнулись первые звезды, трактирщик ощутил ледяное спокойствие.
Он встал, повесил тряпки старухи на шест и тщательно осмотрел дом и хозяйство. Никакого особо ценного имущества он не нашел, а если бы и обнаружил что-то полезное, то все равно не осмелился бы взять. Зимнее безразличие в груди покрывал легкий налет любопытства посмотреть как же жила ведьма. Рваные бумажные загородки беспрепятственно впускали ветер в дом и внутри все покрывалось пылью, стародавней листвой, и в грудах мусора что-то шевелилось - выводки змей или мышей. Нельзя было даже представить, что ведьма провела тут хотя бы одну ночь.
