– Не согласен.
– И здесь. – Задираю футболку и сжимаю двумя пальцами складку на животе.
Он наклоняется и опять кусает, только нежнее:
– Нет.
Его губы скользят вниз, и мое сердце бьется быстрее. Он просовывает два пальца под резинку моих трусов и приспускает их. Кровать узкая, поэтому он наваливается на мои ноги. Его губы касаются моих волос внизу живота.
Ловлю себя на том, что потираю ладони и переплетаю пальцы. Кладу руки по бокам.
– Есть еще. Еще много чего, что я должна рассказать.
Про Николу. Про электричество. Я даже не знаю, с чего начать.
Он останавливается и смотрит на меня:
– Уверен в этом, Грейс. И буду рад узнать, особенно про кинзу. Вдруг мне придет в голову мысль прислать тебе букетик пряных азиатских трав? Но не сейчас. Потом расскажешь.
Вцепляюсь пальцами в простыню. Нет, сейчас. Я должна сказать сейчас! Конечно, обо всем можно не говорить – можно даже не говорить о самом важном. Но он должен хотя бы краешком глаза увидеть, какая я. А как он увидит, если его голова у меня между ног?
К тому же Никола смотрит на нас.
Но я чувствую его горячее дыхание на коже с внутренней стороны бедра, и его руки тянутся и проскальзывают под трусики и хватают меня за ягодицы. Если сейчас же не прекратить…
– Шеймус?
– Что?
– Боюсь, я могла чем-нибудь заразиться.
Он скатывается на бок и садится на кровать рядом со мной:
– От меня?
– Нет. Оттого, что смотрела ночью телевизор и не предохранялась.
Смеется:
– Не поздно ли ты спохватилась?
– Поздно-шмоздно. Вопрос в том – нужно ли?
– Нет. А мне нужно волноваться о том, что через девять месяцев на свет появится маленький сюрприз – полуирландец-полусупермодель?
– Я принимаю таблетки.
Он потягивается, как кот, поворачивается и расцепляет мои пальцы, сжавшие простыню. Берет мою руку, целует то место на запястье, где бьется пульс, и, касаясь губами и зубами, проводит линию до сгиба локтя.
– Но я чувствую себя немного виноватым, – произносит он.
Виноватым? Никола смотрит на меня. А я в постели с парнем, которого знаю каких-то 14 дней, и это он чувствует себя виноватым? О боже! Значит, у него жена. Десять детей. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони.
– Это почему?
Он сидит на краю кровати. Я отодвигаюсь.
– Обещал накормить тебя ужином в итальянском ресторане. Не вышло. Потом предложил деликатесного перепела из супермаркета, и опять не получилось. Ты так и осталась без ужина. Совсем тебя голодом заморил. – Он на мгновение замолкает. – У меня идея. Как насчет завтрака? Что-нибудь непростительно вредное – бекон, яйца по-бенедиктински, блины, а может, и первое, и второе, и третье? И тогда ты сможешь рассказать мне обо всем, о чем захочешь. Чем переболела в детстве, какая твоя любимая группа и футбольная команда, – да о чем угодно.
