Однажды над нами пролетели самолеты. Они сбросили несколько десятков бомб. Маленький осколок разорвавшейся недалеко бомбы угодил мне в мягкую ткань ниже поясницы и там застрял. Было очень больно, и вся одежда с правой стороны была в крови.
Это произошло утром. А днем, убедившись, что в расположенной невдалеке деревне (это было именно Вирино) немцев нет, мы - небольшая группа красноармейцев - вошли в нее. Зашли в ближайший дом. Попросили поесть. Нас накормили. Боль в правом боку не прекращалась. Я попросил ребят посмотреть на рану. Когда поднял гимнастерку, услышал, что там небольшой осколок. Кто-то попросил у хозяйки йод и лезвие для бритья. Меня положили во дворе на большую скамейку, человек десять держали меня за руки, голову, ноги, прижав к скамейке. А солдат, который решил помочь мне, залил рану йодом. Я закричал. Он смазал йодом лезвие, слегка полоснул по ране и пальцами вынул из глубины разреза маленький кусочек металла. Я продолжал орать, потому что рану мой спаситель залил йодом.
Я кричал, а державшие все сильнее прижимали меня к скамейке, да так, что не было возможности дышать. Это заставило меня замолчать. Но меня еще очень долго держали добрые руки товарищей, лишь ослабив давление.
Через какое-то время мне разрешили встать. Кровотечение прекратилось, но боль я чувствовал еще много дней. Это событие также было связано с деревней Вирино. Позже я вновь оказался в ней. Но об этом еще расскажу.
А пока что мы были вынуждены оставить этот населенный пункт, так как неподалеку были немцы. Поэтому лес был более безопасным местом, чтобы укрыться от врага. Не очень далеко от деревни Вирино мы расположились в лесу прямо на земле и стали решать, что делать дальше.
Кто-то предложил закопать комсомольские и партийные билеты. Обосновал это тем, что мы можем оказаться в плену. Мы уже знали, что немцы расстреливают всех коммунистов и комсомольцев. У кого-то из солдат в ранце оказалась металлическая коробка из-под монпансье, где он хранил фотографии.
Положили в коробку партийные и комсомольские документы. В это время сержант Михаил Шатохин, который служил вместе со мной в роте связи, обратился ко мне со словами: «Арон, а ты ведь еврей. Тебя в плену обязательно расстреляют. Ты должен спрятать и свою красноармейскую книжку».
...Перед глазами повешенная немцами еврейская девушка...
Я согласился. И моя красноармейская книжка (единственный документ, подтверждающий мою личность) вместе с комсомольским билетом легла в ту же банку из-под монпансье...
