Развивая дальше свои планы, Гитлер сказал, что ему не мешает, когда «флаг его королевского величества развевается над Суэцем, в Сингапуре или Гонконге, однако же никогда английскому солдату не ступить на германскую землю. Французы будут избегать авантюр, а Скандинавские страны вместе с Бельгией и Голландией не захотят примкнуть к французской политике окружения Германии, больше того, они не пожелают остаться нейтральными, а может, даже найдут с нами общий язык».
Брайтинга так шокировали откровения Гитлера, что он, вынужденный высказать свое к ним отношение, ответил лаконично: «Я восхищаюсь вашим оптимизмом, господин Гитлер».
Затем обмен мнениями принял уже беспорядочный характер. Гитлер не скрывал, что боится мощи Советского Союза. Вот что он сказал: «Мы не вправе равнодушно наблюдать за тем, что происходите России. Это касается прежде всего нашего континента. Славянщина в сочетании с диктатурой пролетариата — самая опасная сила в мире. Вы только подумайте о людских резервах и богатых запасах сырья, которые находятся в распоряжении Сталина!»
Разговор перешел на проблему переселения. Человеческая масса, заявил Гитлер, — это для него «биологическое тесто». Он распространялся об изгнании греков из Турции и об уничтожении людей в Средневековье, ссылался на Библию, вспомнил о резне армян. И прибавил: «Мы за большую переселенческую политику. Мы не хотим, чтобы в Германии люди наступали друг другу на мозоли».
Беседа продолжалась с 10 до 12 час. 45 мин. Прощаясь, Гитлер передал привет Гугенбергу, подчеркнув, что коалиция НСДАП с Национал-германской народной, партией и «здоровыми элементами» Немецкой народной партии (партия Брайтинга) могла бы стать основой «национального возрождения Германии». Последние слова Гитлера: «Нам предстоит сообща пройти долгий путь». А Гесс еще раз напомнил Брайтингу о том, что он должен хранить молчание. Брайтинг покидал «коричневый дом» под впечатлением, что вырисовывается возможность создания фронта консервативных сил вместе с Гитлером, фронта, о котором уже говорил ему Гугенберг и который должен был бы оформиться еще до конца 1931 года.
Беспокойство генштабистов понятно, ибо еще тогда, после встреч и бесед с Гитлером, Брайтинг в общем дал правильную оценку тому, к чему может привести «воинственный оптимизм» фюрера НСДАП. Вот как Брайтинг прокомментировал свою последнюю встречу с Гитлером:
«Говорил он (Гитлер. — Ред.) много, но наверняка не сказал всего. То, о чем я узнал сегодня, для меня большая загадка. Убежден, если он придет к власти, то начнет преследовать евреев. Альберт Эйнштейн для него — «инородное тело». Что за сумасшедшие идеи! То, что он хочет свести счеты с коммунистами, несомненно. Его крестовый поход против СССР превращается в маховое колесо гонки вооружений. Сохрани нас, Господь, от этого «строителя» и «спасителя»! Мы для него — «клоака, кишащая ворами». Он, словно ураган, хочет всех изничтожить и смести с лица земли. И сделать это до того, как ему исполнится 52 года (1941 г.). Он хочет растоптать коммунизм. И потому буржуазия должна отправиться в Каноссу! Его мысли о новом порядке в Германии и Европе кажутся мне утопией. Надеюсь, политическая действительность вынудит его через два года запеть на иной лад. «Словно торговец, сначала он запрашивает чересчур много, чтобы затем сбавить цену», — сказал мне Гугенберг. Единственное, на что я уповаю: люди, подобные Гинденбургу, фон Папену или Гугенбергу, образумят-таки его. Оберфорен полагает, что Гитлер снова попадет в Ландсберг, если будет держаться за свою радикальную программу. Шлейхер и другие генералы никогда не допустят до диктатуры… Если офицеры, промышленники или интеллектуалы все же примут эту программу, нас ждет катастрофа…»
