— Чинька, Чинька, — позвал я. — Ко мне!
— Там по низине кто-то носится, слышишь?
— Слышу, — ответила Лида, — вот опять…
И вновь мне показалось, что это мелкая дробная рысь Чиньки.
— Это Чиньку кто-то не пускает к нам, — говорит Лида.
— Да, видно, не может прорваться.
Мы обрадовались, что он жив, и закричали:
— Чинька, Чинька!
И вдруг из непроглядных густых зарослей выскочил Чинька. Он подкатился к нам, упал под ноги и завалился в полном бессилии, распластав по земле лапы. Бока его ходили ходуном. Он задыхался, глаза затуманенно расширились, из открытой пасти во всю длину свисал язык и с него стекала алая кровь.
— Загоняла… — сказал я, склонившись над Чинькой.
— Все-таки прорвался! — обрадовалась Лида.
«Она где-то рядом», — подумали мы.
— Ему надо дать отдышаться, иначе он не сможет идти, — кивнул я на Чиньку, а сам подумал, что этой задержкой подвергаю опасности и Лиду и себя. Как поведет себя наш преследователь дальше, неизвестно. У меня на поясе только нож, а тигр — зверь серьезный.
Чинька охнул и смог наконец подняться. Мы пошли вверх. Теперь и я улавливал шаги какого-то зверя, шедшего следом. «Может быть, мне все это мерещится?» — успокаивал я себя.
— Давай сменим направление?..
Мы развернулись и пошли по своим следам обратно. И тотчас же услыхали, как ниже нас, где-то совсем рядом, кто-то прошелестел в обход. Теперь сомнений не было, нас преследовали!
— Жаль, что баночку из-под тушенки не взяли.
— А что?
— Колотили бы в баночку. — Шутка получилась кислой и улыбки не вызвала. Я обозлился.
— Пошли куда шли, все равно он от нас не отстанет.
И мы пошли на сопку. Когда нам слишком явно докучали шаги, Лида говорила: «Стучи!» — и мы били палками по стволам деревьев. На какое-то время преследователь затихал. Мы продвигались шумно, вопреки неписаным правилам таежной жизни, разговаривали громко, и даже иногда я свистел. У гнилого толстого пня мы остановились. Слева колыхнулся кустарник, длинная ветка с шапкой зелени на макушке медленно и плавно распрямилась, словно ее только что прижимали к земле и враз отпустили.
— Стучи! — и мы двинулись дальше. Наконец-то вышли на поляну, сплошь заросшую дикой малиной. Оттуда тяжело ломанулся в заросли тайги белогрудый медведь. Хруст веток извещал нас о его бегстве.
— Нас уже ничем не испугаешь! — сказали мы с Лидой и навалились на ягоды. Они были отборные, ярко-красные и такие сочные, что, позабыв об опасности, мы принялись обирать кусты и наполнять свои полиэтиленовые мешочки. Посреди малинника мы увидели вытоптанную площадку. Это медведь лакомился. Когтями сгребал с веток ягоду вместе с зеленью и ел, а листья выплевывал. Здесь даже пахло зверем. От недавних переживаний у меня обострилось обоняние. Пожалуй, поживи в тайге немного — и станешь чуять зверя лучше охотничьего барбоса!
