Он миновал две обширные полости, два ослепительно прекрасных зала этого подземного дворца, и увидел в нише, затканной бахромой сосулек, темный продолговатый предмет.
Сглотнув, Прусаков расправил плечи и быстрым шагом пересек замерзшее пещерное озеро, отделяющее его от заветной цели.
Кедровая колода прекрасно сохранилась. По ее полированному коричневому боку вился удивительно гармоничный морозный узор, но Прусаков даже не взглянул на него.
Ухватившись за крышку, он поднатужился и отвалил ее в сторону. То, что оказалось под крышкой, заставило Прусакова громко вскрикнуть. Он ожидал всего, чего угодно — разложившегося трупа, мумии, черных костей или, напротив, нетленных мощей Чингисхана, но только не такого…
Потрясатель Вселенной смотрел на человека, дерзнувшего нарушить его многовековой сон. Залитый прозрачным медом, седой длиннобородый старик глядел сквозь янтарную окаменевшую массу широко открытыми разноцветными — один голубой, другой зеленый — глазами, и в его взгляде Прусакову почудилась издевка.
«Волк! Где же волк? — мысли Прусакова заметались. — Он всю жизнь носил его на себе — приматывал кожаным ремнем к телу возле сердца. А перед смертью… Точнее, перед тем, как заснуть на века, сжал фигурку в руке. Значит, она там. Но как добраться до тела?»
Геннадий осторожно потрогал гладкую поверхность окаменевшего меда. Потом ударил по ней кулаком. С тем же успехом он мог бить по глыбе льда. «Лучемет! Надо было взять из «Дамокла» ручной излучатель», — укорил себя Прусаков.
Он тяжело опустился на опрокинутую крышку и задумался. В детстве маленький Гена любил бывать на Марсе, на ферме у бабушки с дедушкой. Старики занимались сельским хозяйством, что называется, для души, входя в группу реконструкторов-энтузиастов. Они разводили овец, кур, гусей, возделывали огород и держали пасеку. Мед, ароматный, густой, был главным лакомством для любимого внука. Гена предпочитал жидкий, тягучий мед — в него было так здорово и вкусно макать свежие булочки. И бабушка, чтобы угодить внуку, растапливала засахарившийся мед на водяной бане.
«Мед тает, если его нагреть», — Прусаков поднялся и, избегая смотреть в глаза Чингисхана, приложил руку к гладкой поверхности. Спецкомбинезон имел функцию подогрева — собственно, поэтому Геннадий до сих пор не замерз. Плотно прижав пальцы, Прусаков выставил максимальный нагрев. Сорок два градуса по Цельсию — этого должно хватить.
Вначале он ничего не почувствовал. Потом стало жарко. Из воздушных фильтров повалил пар, забрало легкого шлема немедленно обросло инеем. Но все это можно было перетерпеть. Главное — мед под рукой Прусакова начал плавиться. Медленно, гораздо медленнее, чем хотелось бы Геннадию, но плавиться.
