Забор, отмечающий внешние границы двора леди Абигайль, был поставлен в незапамятные времена, и, похоже, никогда не подновлялся. Теперь он представлял собой скорее символ забора, чем забор. Столбы покосились, половина штакетин бесследно исчезла, а оставшиеся торчали вкривь и вкось. Участок земли за забором принадлежал госпоже со странным именем Бардо Сиракх, про нее было достоверно известно только то, что она не смогла вступить во владение участком из-за каких-то нелепых препятствий юридического толка. Если бы участок был более ценным, она бы, конечно, дала взятку кому надо, но большой ценности в участке не было, и она махнула на него рукой. В результате эта земля заросла бурьяном и колючим кустарником, а в центре участка выкопал нору барсук.
Если бы кто-нибудь любопытный прогулялся вдоль забора, отделяющего землю леди Абигйль от бесхозной земли, то этот кто-то обязательно обратил бы внимание, что к одной из многочисленных дырок в заборе ведет хорошо утоптанная тропинка, которая продолжается и дальше, упираясь в заросли шиповника. Если бы этот любопытный надел на руку перчатку или сорвал лопух, и отодвинул бы колючую ветку, он с удивлением обнаружил бы, что эта ветка — единственная, преграждающая дорогу. И что шиповник и можжевельник растут не пятном, а кольцом, внутри которого разбит маленький аккуратный огородик с четырьмя грядками конопли и одной грядкой мака. И еще можно было заметить (хотя и с большим трудом), что к той самой ветке шиповника привязана веревка, дернув за которую, можно обойтись без перчатки и без лопуха.
В центре огорода росла молодая яблоня (как раз под ее корнями барсук вырыл свою нору), а рядом с яблоней, там, где через тысячу дней будет тень от ветвей, стояли две грубые скамейки, явно самодельные — просто доски на чурбачках. На одной скамейке сидел Звонкий Диск, на другой — Длинный Шест, они курили один косяк на двоих, поочередно затягиваясь, и беседовали.
— Полубоссом быть — не только почет, но и ответственность, — говорил Длинный Шест. — Если пастух толковый и незлой, типа моего Джона или твоей Аби, тогда от полубосса мало что зависит, раб и раб, один из многих. Но такие пастухи редко попадаются. Оркланд — такая дыра…
— Зато сколько открывается путей для познания и просветления… — мечтательно проговорил Звонкий Диск. — Ибо сказано, что неупражняемый орган слабеет и отмирает, а упражняемый крепнет. И мозг не относится к числу исключений из этого правила. Когда ты полубосс, тебе надо думать, принимать решения, разрешать споры… А мы здесь как псы живем, хозяин приказал — делаешь, а если долго не приказывает ничего — прямо-таки чувствуешь, как мозги жиром заплывают. Только книги спасают.
