- Высокая честь для меня... - растерянно пробормотал Когер.
- И для меня - великая честь, - кивнул архиепископ. - Надеюсь, что и впредь ваше слово послужит к вящей пользе нашей Церкви. Весной братья, воители Белого Круга, выступят против нелюдей, дабы вооруженной рукой повергнуть их. Я сам предполагаю возглавить поход. Надеюсь, вы присоединитесь к войску? В моей свите, разумеется?
Когер потрясенно кивнул. Он так и не смог привыкнуть к стремительным поворотам судьбы. Едва сумел справиться с соблазнами и одолеть гордыню... едва оправился после того, как самонадеянно проповедовал императору Элевзилю и архиепископу Кениамерку, которые, должно быть, потешались над ним - едва он сумел преодолеть тяжкие переживания, когда обоих могущественных мужей постигла злая смерть... Уж не потому ли, что они смеялись над бедным Когером? Нет, нет, прочь греховные мысли!.. То гангмаров промысел! Но вот - снова. Снова его призывают император и архиепископ. Теперь сила когеровых проповедей не подвергается сомнению - и это новый соблазн. После испытания унижением Пресветлый испытывает его гордыней? Пусть так. Испытание следует выдержать со смирением.
Проповедник тяжело вздохнул, поднял глаза на архиепископа. Кивнул и выдавил из себя:
- Да, ваше высокопреосвященство. Как вам будет угодно. Ради славы империи и торжества Церкви.
***
Архиепископ Мунт проводил брата Когера до дверей, и уже в проеме несколько раз дружески потрепал растерянного клирика по плечу, затем наконец отпустил, напутствуя самыми добрыми словами. Когда Когер удалился, архиепископ смерил взглядом Тонвера с Дунтом - те застыли в смиренном поклоне. Пауза затянулась.
- Н-ну... - произнес Мунт, - великие грешники... теперь я желаю говорить с вами.
Монахи переглянулись и двинулись в кабинет грозного главы Церкви, предчувствуя неприятности. Тон Мунта не предвещал ничего доброго. Сесть парочке иерарх не предложил. Поудобней расположился в кресле и еще раз пристально оглядел клириков.
- Итак, брат Тонвер и брат Дунт.
Снова воцарилась тишина. Архиепископ злоупотреблял паузами - должно быть, ему нравился эффект, который периоды молчания производили на собеседников. Однако на Тонвера актерские ухищрения прелата не подействовали.
- Для нас огромная честь, что ваше высокопреосвященство помнит имена верных слуг Церкви, - молвил толстяк.
- Вы совершили преступление, - отрезал архиепископ, - столь великое, что я сумел запомнить ваши имена.
- Мы каемся, - пробурчал Дунт.
