Отвергли, запретили и закрыли
Тяжелую присутственную дверь.
И ярлыком постыдным наградили —
Что делать и куда идти теперь?!
Он горько пил, потом опять работал.
Никто его об этом не просил.
Писал и переделывал он что-то,
Над словом бился из последних сил.
Когда сквозь плач столица ликовала,
Постыдным славословием греша,
И лавры фарисеям раздавала
Трудилась неуёмная душа —
Когда подонки пироги делили,
Он бился над очередной главой,
И облака отечественно плыли
Над рано поседевшей головой.
Своею смертью умер, слава богу,
И что теперь об этом рассуждать,
Мол, если б жил, то стать великим смог бы,
Ещё народу свой талант отдать.
Как будто он, пройдя сквозь гнёт и беды
И завершив судьбы тернистый срок,
Тем не велик, что истину не предал
И душу от растленья уберёг.
