Когда он оказался метрах а пятидесяти от железнодорожного моста, который находился как раз между старым кожевенным заводом и зданием фельдкомендатуры, следы, оставленные на песке и в рыхлой земле, совсем уже не походили на звериные.
Вне всякого сомнения, то были человеческие следы.
Отто фон Фенн поспешил туда, где они исчезали, и добрался до берега, укрытого зарослями ивняка, склонившего ветви к самой воде. Он поднял голову и осмотрел мост. Огромное, чудовищное стальное животное, разлегшееся поперек Нишавы, казалось мертвым и страшным существом.
У опоры моста, у самой каменной кладки, виднелась тень.
Она недвижно и немо замерла в темноте, которую местами прорезал стальной свет луны.
Хладнокровно, практически ничего не ощущая, Отто фон Фенн поднял карабин.
В полумраке можно было рассмотреть голову, и он знал, что нужно целиться именно в нее.
Неожиданно с севера донесся резкий свист. Длинная вереница грузовых вагонов, которые тащил огромный черный паровоз, с оглушительным шумом въехала на железнодорожный мост. Вагоны освещались фонарями и электрическими лампочками.
Их мерцающий свет лился сквозь шпалы на пространство под мостом.
В странной игре света и тьмы, сопровождаемой металлическим грохотом стальных колес, катящихся в каких-то десяти метрах от него, Отто фон Фенн ясно разглядел черты создания, в которое он целился.
– Господи Боже, Спаситель Небесный! – услышал он свой вопль, полный отчаянного бессилия. – О Господь мой! Как… Да разве возможно такое?!
Он опустил карабин.
Окаменев, он уставился на существо, чувствуя ответный взгляд.
Колеса вагонов стучали высоко над его головой.
Свет… Тьма… Свет… Тьма… Свет…
Секунду спустя под железнодорожным мостом через Нишаву, у стены, сложенной из серого сичевачского камня, уже никого не было.
Состав пересек мост и исчез в направлении железнодорожной станции.
Где-то за его спиной раздались крики людей и собачий лай.
Он отвел затвор карабина и вынул патрон с серебряной пулей. Он посмотрел на его серебристую верхушку, размахнулся и забросил его далеко в воды реки.
Потом спокойно отвернулся и зашагал вниз по течению.
Где-то позади него в чистых волнах Нишавы купалось отражение бледной луны.
Штурмбаннфюрер Генрих Канн довольно улыбнулся.
Дело было кончено. Он долго трудился, но воздалось ему сторицей. Он ни в чем не ошибся, проверил все несколько раз, спланировал все до мельчайших деталей, педантично и профессионально. Он чувствовал, как свербит от возбуждения кожа, а вдоль позвоночника по телу бегут мурашки. Канн приказал часовым ни в коем случае не беспокоить его, он собирается как следует отдохнуть и выспаться, чтобы около полуночи со свежей головой заняться делами, которые раз и навсегда следует довести до конца.
